В. Срезневский - Мир приключений, 1928 № 07

Вереника удлинила часы занятий, она затягивала их все позднее и позднее, а наступающее лето давало ей удобный предлог. Она старалась быть особенно красивой и благоухающей в ту часть дня, которую посвящала своему любимцу. Она обрызгивала себя ароматами, кутала руки и плечи в прозрачные вуали; она полировала ногти, отодвигала локон то в одну сторону, то в другую. Она часами закручивала его на указательном пальце, завивала горячими железными щипцами. И все это делалось для того, чтобы дать понять другу сердца, что с ней происходит и чтобы заставить учителя немножко больше высказаться. Но друг ее понимал, а учитель плохо соображал. Он кажется, был единственным мужчиной в Александрии, который не замечал, что Вереника носит иную прическу, чем все остальные женщины в Египте.

Вереника решила переменить тактику.

Однажды она встретила своего учителя с грустным лицом. На вопрос о себя плохо из-за маленького прыщика, который всегда вскакивает у нее на верхней губе, когда не исполняется какое-нибудь ее желание. Но Каллимах не мог найти Этого прыщика, хотя и обладал отличным зрением.

Другой раз она ему сообщила, что ждет его не во дворце, а на берегу моря, недалеко от совсем одиноко расположенной башни Конона. Как только Вереника появилась, она тотчас же отослала домой всех своих прислужниц и доверила Каллимаху вымышленную причину перемены места. Новый карфагенский посол сообщил ей, что посетит ее в послеобеденный час, она же сослалась на прогулку по морю, чтобы сделать возможной встречу с Каллимахом и могла показаться во дворце только с наступлением ночи. Карфаген был очень чувствителен и кроме того коварен. Если послу придет в голову сообщить ее отговорку Птолемею…

Вместо ответа Каллимах вынул из кармана Гомера и тотчас же начал читать. Это была Одиссея и песнь об Одиссее и Навзикае, которую они как раз проходили.

— Как я понимаю эту молодую девушку! — говорила прекрасная Вереника. — Мне тоже всегда нравились мужчины уже в зрелом возрасте.

Они сидели на скале, которая была так узка, что им едва хватало места для двоих. Каллимах встал и стоя продолжал читать.

Уголок понравился Веренике и они стали часто приходить сюда. Как-то раз, когда они покинули уединенную скалу поздно вечером, и первые звезды сверкали уже над их головами, Вереника предложила посетить старого Конона в его базальтовой башне. Они тут же уговорились сделать это на следующий день.

Когда они, немного позднее, подходили ко дворцу, где их ожидали слуги с зажженными факелами, Агезилай стоял, прислонясь к колонне и заметно шуршал в кармане папирусом. Но эта бумага не предназначалась для Каллимаха. Это было донесение с поля битвы из Сирин.

— Царь стоит у врат Вавилона, — сказал Веренике Агезилай почти угрожающим голосом.

— Благодарение богам, — отвечала она, не замедляя шага.

На следующий день вечером они посетили Конона. Напрасно уверял мудрый старец, что в его башне не на что смотреть кроме звезд.

— Они-то как раз и манят меня, — возражала Вереника и упрямо настояла на своем.

— Возвращался бы скорее царь, — вздыхали придворные женщины у фонтана. — Если он еще долго будет одерживать победы…

Внутри башни был полный мрак. Это было круглое помещение с четырьмя узкими окнами на все стороны света. В них видны были звезды.

Посреди стоял круглый каменный стол, который Конон окружил венком из роз и на котором поставил прохладительные напитки. Маленькая глиняная лампа слабо светила.

За этим столом сидели теперь ночь за ночью Вереника и Каллимах. Мудрый Конон напал на след новой звезды, 847-й, по его каталогу. И он пользовался этой отговоркой, чтобы каждый вечер оставлять своих гостей вдвоем.

Как-то раз ночью лампочка погасла. Каллимах хотел вскочить и позвать кого-нибудь из свиты, чтобы снова зажечь свет. Но теплая рука во мраке мягко легла ему на рот и заглушила его зов. Он схватил эту руку, обнял шею и поцеловал локон на лбу.

— Чудный локон! — шепнул он и потом умолк. Но Вереника оценила его молчание.

— Ты получишь этот локон, мой Каллимах! — сказала она, лежа в его объятиях…

Звезда, мерцая, робко заглянула в темное помещение. Вереника встала и подошла к окну: над ее головой сияла Венера.

Старый Конон торопливо ковылял вниз по лестнице со своего наблюдательного пункта.

— Царь возвращается! — крикнул он еще с лестницы.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Вереника.

— Звезды! — ответил Конон и указал рукой на небо.

На следующий день утром, под звуки труб и звон литавр, въезжал Птолемей в Александрию. И первое, что победитель Азии спросил у встретившей его на лестнице дворца и розовевшей утренним светом Вереники:

— Где твой локон?

Птолемей сразу заметил, что на лбу любимой не было локона, который так сердил его когда-то.

Вереника успела приготовить ответ.

— Он в Пантеоне! — сказала она. — Я дала обет принести его в жертву богам, если ты победителем вернешься на родину.

Она грациозным жестом подала ему чашу приветствия.

Царь чувствовал жажду, но он едва омочил губы в украшенном драгоценными камнями золотом кубке. Отставляя его, он крикнул голосом, в котором чувствовался победитель:

— Агезилай!

Агезилай выступил из толпы приближенных и, проходя мимо стоявшего за спиной Вереники Каллимаха, зашуршал чем-то в кармане.

— Немедленно окружить и обыскать Пантеон — приказал царь. Если локон исчез, — он окинул всех орлиным взглядом, — ты убьешь того, у кого найдешь локон. Ты уполномочен обыскать всякого, кто покажется тебе подозрительным.

Агезилай сделал движение, но Птолемей прибавил:

— Как только покажутся на небе звезды. До тех пор мы будем отдыхать от утомительного ночного пути.

Когда стало темнеть, царь бодрым шагом прошел через сад к морю, где стояла башня Конона.

— Я знаю все! — сказал он угрожающе. Его шпионы сообщили ему больше, чем хотелось бы прекрасной Веренике.

Верховный жрец и старший звездочет ответил с естественной твердостью старого мудреца, которого мало страшит смерть:

— О, царь! Даже если ты и много знаешь, то ты знаешь очень мало. Суть не в том, что происходит, а в том, отчего это происходит. Это же покрыто мраком. Разве только звезды осветят иной раз этот мрак.

— В прошлую ночь исчез локон Вереники, — сурово прервал его царь, не вдаваясь в тонкости такого разговора. — Тот, у кого его найдут — умрет. И локон найдут потому, что это слишком драгоценный дар, чтобы мужчина мог добровольно отказаться от него.