Эмилий Миндлин - Всемирный следопыт, 1927 № 09

Незримый для окружающих, Джек подошел к пушке, набрал земли, песку и щебня и щедро забил дуло. Законопатив основательно заряженное орудие, он проделал то же самое и с другой пушкой. Затем он перелез через полуразрушенные ворота станции и побежал в переулок, чтобы пробраться обратно через подземный ход в завод.

…Джек приоткрыл глаза.

Что это было такое? Он ровно ничего не понимал. В глаза бил яркий солнечный свет. Кругом было тихо. Не сон ли это?

Он только теперь заметил, что лежит на постели. К нему подошла девушка в белом платье и белой косынке.

— Как вы чувствуете себя? — спросила она.

— Кто меня подобрал? Что со мной было? — вместо ответа спросил Джек.

— Вас нашел мой отец. Вы лежали на земле в переулке, около завода. Вас, вероятно, контузило снарядом. Сейчас вы у друзей.

— Послушайте, — с тревогой обратился Джек к девушке. — Чем же там все кончилось? Там, у нас, на заводе…

— Вы хотите знать, чем кончилось, — задумчиво произнесла девушка. — Восстание подавлено.

— Ох… — болезненно простонал Джек.

— Рабочие сопротивлялись геройски. Они нанесли тяжелые потери солдатам. У них масса убитых. Убит полковник Смит. Взорваны два орудия.

— Взорваны? — воскликнул Джек. — Я так и думал…

— Что вы думали? — удивилась девушка.

— Так, ничего особенного, — спохватился Джек. — А скажите, пожалуйста, — вдруг вспомнил и заволновался он, — когда меня подбирали там, около завода, не валялось ли около меня этакого, знаете ли, аппарата, вроде вилки…

— Да, да, — оживленно прервала его девушка. — Я сама подобрала ее и принесла сюда. Она здесь.

У Джека сразу отлегло от сердца.

«Ну, ничего, — подумал он. — Значит, еще бороться можно»…

Этот эпизод взят из вышедшего в издательстве «ЗИФ» фантастического романа Боргуса Никольсена «Массена» (Стр. 180. Ц. 1 р., в папке 1 р. 25 коп.), в котором развертывается картина революционной борьбы американских рабочих и достаточно ярко рисуется предательская тактика так называемых «пацифистов» — замаскированных агентов германского генерального штаба (действие происходит во время мировой империалистической войны).

Художник Лавузен зашнуровывал у себя в комнате ботинки, когда в дверь постучали.

— Войдите.

Вошел Марч, недавний случайный знакомый художника, и остановился. Лавузен, сидя к нему спиной, возился со шнурком.

— Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?

— Нет.

Француз упорно не поворачивался к Марчу.

— Простите, но вы не могли меня забыть. В тот…

— Помню, садитесь, — оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за другой ботинок.

Марч взялся за спинку стула.

— У вас странная мебель — она рассыпается при легком прикосновении.

— Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.

— А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось? To-есть, виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители?..

— Прошу соблюдать этикет, — пробурчал Лавузен. — И, по возможности, меньше странных выражений, сэр!

Молодой человек вынул портсигар.

— Могу предложить вашему… высочеству.

— Благодарю вас, — обернулся Лавузен.

Марч бросил портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот. Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него. Глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.

— Ваше смущение понятно, сэр! — пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.

— Виноват, я хотел видеть художника Анри Лавузена, и мне показалось, что я слышал его голос…

Марч проглотил слюну, не спуская глаз с незнакомца.

— Да я его спрятал в самом себе, сэр!

Марч прислушался. Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.

— Но, сэр, я прямо теряюсь… — Марч облизал сухие губы. — Чорт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!

— Попробуйте.

Незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.

— Настоящее тело, — прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.

— Патентованная человеческая кожа, — подхватил незнакомец.

— Вижу, чувствую. Но что это значит, сэр? Человек пожал плечами.

— Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.

— Это бессмыслица, — уже неуверенно прошептал Марч.

— С точки зрения здравого смысла, — загадочно улыбнулся человек с пробором, — да! А если смотреть так, что жизнь — это плакат* и все краски вселенной к твоим услугам— выходит проще. Наука, дорогой Марч, наука!

— Значит, вы — Лавузен?

Художник поклонился.

— Но, сэр, этого не может быть! — взметнулся Марч.

— Послушай, дорогой! Твое лицо напоминает мне сомневающегося идиота, каких так: много в эпоху гениальных открытий человечества, — примирительно заметил Лавузен. — Я просто доказал, что ты неправ и должен будешь взять обратно свои слова о моем, сумасшествии.

— Конечно! Я извиняюсь, готов признать себя щенком, хотя бы для того, чтобы всю жизнь следовать за вами, мсье Лавузен, если вас так можно назвать.

Художник строго посмотрел на него.

— Разумеется, для тебя я Лавузен. Для других… Дай руку, Марч. Мне кажется, что мы будем друзьями.

— Англо-французский союз, — с полуулыбкой ответил Марч.

Лавузен поморщился.

— Ммм… Это будет похоже на жульничество. Просто деловой союз.

— Но как вам это удалось? Мсье Лавузен, сознайтесь теперь, что это шутка!

— Ты непоправимо глуп, Марч! Рассказывать слишком долго. Препараты, химия, сплавы, кожа какого-то животного — целая мастерская. Я ничего не помню. Это был какой-то транс. Кроме того, я больше следил за этим человеком, чем за его работой.

— Лавузен, вы говорите, что наука — это» мастерская безумия?

— Может быть! Я пошел дальше. Мне хочется проверить одну упорную формулу англичанина— здравый смысл. Вот зачем понадобилось это перевоплощение. Но довольно болтовни. За дело, Марч, или… — художник указал на дверь, — вы свободны.

Несколько минут Марч колебался.

— За дело, мсье Лавузен! Я не знаю, чего вы хотите, но я ваш. Сходят с ума один раз, и теперь мне уже все равно.

Лавузен улыбнулся.

— Возьмите газету, разверните первую страницу.

— «Принц Уэльский путешествует», — прочел Марч.

— Что ты там видишь? — быстро спросил Лавузен.

Марч взглянул на художника, потом на портрет в газете — и провел рукой по лбу.

— Вы, сэр?..

— Очень рад слышать это признание из твоих уст.

Марч устало опустился на кровать.

— Это выше моего рассудка. Но, Лавузен, кто же из нас сошел с ума? Теперь я уже не знаю наверное.