Касым Кайсенов - Партизанской тропой

Партизаны поют. Я любил эту песню не меньше моих друзей-украинцев, часто вечерами пел ее вместе со всеми. Эта песня была с нами в горе и в радости, скрашивала суровые партизанские будни, заглушала тоску о доме. Но я знал и то, что Александр Васильевич просил петь эту песню только в трудные минуты. Мне стало не по себе.

Я решаюсь прервать пение и вхожу. По узкому проходу, образовавшемуся от раздвинувшихся в обе стороны партизан, подхожу к Тканко и говорю:

— Товарищ командир! Александр Васильевич, расстреляйте меня!.. Вот я явился…

— Пойдемте, — командир повел меня в штабную комнату.

В штабе никого не было. Командир прошел к столу, открутил фитиль в лампе, чтобы было светлее.

— Закрой дверь, — приказал Александр Васильевич и сурово спросил: — Что случилось?

Я рассказал все без утайки.

— А где же те двое?

— Они стоят у сарая.

— Что они там делают?

— Ждут меня. Вас боятся…

— А это что у тебя? — спросил Александр Васильевич и потрогал рукой шишку на моем лбу.

— Это нас оглушили солдаты, когда брали «в плен».

— Мариненко! — позвал командир начальника штаба, открыв дверь.

Мариненко в ту же секунду появился на пороге, В прошлом он был штабным офицером и к службе относился очень ревностно. Вначале он командовал отрядом, затем его выдвинули на должность начальника штаба.

— Приведи сюда Спижевого и Алексеенко, — приказал командир, — они стоят за сараем. Да позови Джавахидзе.

Опустив низко головы, к командиру вошли Спижевой и Алексеенко. Пришла и врач Джавахидзе.

— Осмотрите раны этих троих и окажите помощь, — обратился Александр Васильевич к врачу. — Накормите их из штабной кухни.

Мы поняли, что командир простил нас. С плеч упала огромная тяжесть. Стало легко дышать. Даже обида на солдат, по нелепой случайности так жестоко обошедшихся с нами, прошла.

— Вылета сегодня не разрешаю, — сказал командир, — отправитесь завтра в это же время… Ну, а в том, что с вами случилось, виноваты сами. Прощение заслужите там своими делами.

Этот урок запомнился мне на всю жизнь. По своей преступной неосторожности мы могли погибнуть сами, навредить делу, опозорить своих товарищей и нашего уважаемого командира.

…И вот я снова в штабе у Александра Васильевича Тканко.

— Ну как, Вася, дела? — спросил командир, приглашая меня садиться. — Командование поздравляет тебя и твоих товарищей с успешным выполнением последнего задания.

Командир крепко пожал мне руку и стал расспрашивать о делах в отряде. Я почувствовал, что он вызвал меня неспроста. Мое предположение оправдалось.

— Я вызвал тебя для того, чтобы дать одно важное, очень ответственное задание, — перешел к делу командир. — Ты, как никто другой, для этого подходишь. Надеюсь, ты с честью выполнишь приказ.

Командир внимательно поглядел мне в глаза, словно хотел в них что-то прочесть. А я ждал, что он скажет, как и когда мне приниматься за дело. Александр Васильевич заговорил, однако, о другом:

— Командование отрядом сдашь Спижевому. Из отряда подбери одного надежного человека и завтра к двум часам будь здесь.

— Можно идти? — спросил я, поняв, что разговор на сегодня окончен.

— Можно! — разрешил командир и, проводив меня коротким взглядом, углубился в карту.

Признаться, я не раздумывал о характере задания, об опасности. В партизанских условиях надо быть всегда готовым ко всему. Я знал, что предстоит полет в тыл врага, приземление в заранее облюбованном месте, обычная партизанская работа, трудная, но необходимая, и, хотя командир намекал на какое-то особое задание, я в ту пору не обратил на это внимания. Каков бы ни был приказ, я обязан выполнить его.

Больше всего меня занимала мысль о том, что придется расстаться с отрядом, со своими боевыми товарищами — командирами и рядовыми бойцами. Многие из них с самого начала войны скитались со мной по тылам врага, делили радости побед, горести трагических неудач.

Прощание с отрядом было грустным. О многом вспомнили, помечтали о будущем. Спижевой принял от меня отряд, пожелал успехов на новом, еще не известном мне поприще. Я взял с собой партизана поляка Юзика и отправился в штаб соединения, К назначенному часу в кабинет командира пришли начальник штаба и комиссар соединения.

— Ну, друзья, — сказал командир, — давайте проводим Васю.

«Проводить» на нашем языке означало объяснить предстоящую задачу, условиться о деталях операции.

Немецкая армия отступала. В тылу усилилась деятельность подпольных групп и организаций. Уже кое-где в Закарпатской Украине вспыхивали открытые вооруженные стычки местного населения с оккупантами. Люди ищут связи с партизанами. Это подпольщики. Об этом рассказали мне тогда в штабе.

— Особенно много подпольщиков, — говорил командир, — в округах у Мукачева. Там нелегально принимают сообщения с фронтов, ведется большая работа среди населения. Но подпольщики разрознены, у них нет оружия. Достаточно немцам выделить небольшой карательный отряд — и патриотов разгромят. Надо спасти их от репрессий и террора. Объединить отдельные группы в один сильный отряд.

Эту задачу штаб соединения поручил мне. Сложная, тяжелая задача. Но не партизанам отступать перед трудностями.

— Задание будет выполнено, — заверил я командира.

— Кто твой попутчик? — спросил командир. — В таком деле в товарищах ошибаться нельзя.

Я хорошо знал своего товарища. Это был поляк Юзик Никольский, парень 22—23 лет. Он был смел и силен, свободно владел венгерским, румынским и немецким языками, знал русский. К нам в отряд он попал, бежав из немецкого лагеря политических заключенных в Закарпатье.

…И вот мы с Юзиком в пути.

— Эх, если бы нас послали в Польшу, — говорил мечтательно Юзик, — мы бы быстро все организовали. А тут будет сложнее…

— Ничего, — утешал я его, — в Закарпатской Украине тоже немало друзей у нас. Мы найдем их.

В сумерках мы спустились с восточных склонов высокой горы, утолили жажду из светлого родника, каких так много в Карпатах, и расположились на ночлег в березовой рощице. Утром нас ждала снова дорога, неизведанная, опасная.

На третий день мы вышли из леса к небольшой поляне и впервые увидели людей.

— Кто они? — спросил Юзик, прячась за деревьями. — Жандармы?

На противоположном краю поляны расположилась группа людей. Я направил на них бинокль. Все они одеты будто в какую-то униформу, на головах — крестьянские шляпы. Кажется, все-таки не военные. Ведут себя беспечно, сгрудились в кучу, о чем-то оживленно разговаривают. Может быть, это как раз подпольщики? Тщательно обследовав все вокруг, мы совсем близко подошли к неизвестным.

— Юзик, — приказал я своему спутнику. — Дай мне твой автомат, а сам с пистолетом иди к ним. Если это окажутся немцы, беги в сторону — я их расстреляю, если мирные жители — подашь знак.