Касым Кайсенов - Партизанской тропой

Майю спасли. И трогательно было видеть, как, огрубевшие на войне люди один за другим подходили к еще не опомнившейся от страшного испуга матери и просили показать им малютку.

— Ну-ка, покажи партизаночку, — с улыбкой говорит пожилой усатый боец-украинец и тянется к личику Майи. — Ничего. Добрая будет дивчина. Смотри, какой геройский подвиг совершила — в поток прыгнула!..

А однажды Жамал, скрываясь от немцев, ушла из своего отряда и заблудилась. Два дня бродила она с дочкой по лесу, занесенному глубоким снегом. Обе страшно проголодались, ножки Майи стали застывать. Так бы и погибли они, если бы их не встретил лесник и не привел в свою сторожку.

Отец Майи с друзьями уже искал жену с дочкой и скоро нашел их в избушке лесника.

Народные мстители уже проводили сложные операции, вступали в серьезные бои с оккупантами. Фашисты бросали на партизанские войска десятки самолетов, так как наземными силами уже не могли справиться с ними. Теперь в лагере все чаще и чаще раздавались воздушные тревоги. «Воздух», «самолеты» — эти слова настолько прочно вошли в будничную жизнь партизан, что их почти первыми запомнила даже маленькая Майя. Самое первое слово, которое произнесла в своей жизни девочка, было не «мама» или «папа», а «самолет».

В октябре 1943 года партизанская бригада соединилась с регулярными частями Красной Армии, а после войны родители Майи переехали в свой родной город Павлодар.

Маленькая партизанка выросла, успешно закончила среднюю школу и институт.

В жестокое время войны партизаны сумели сохранить жизнь и здоровье не только матери, но и ее дочке. Они не задумываясь пошли бы на смерть, если бы жизни маленькой партизанки, как все называли ее в отряде, угрожала опасность. И они поступали так много раз.

Мы выехали с восходом солнца. Широкая, озаренная ласковыми лучами степь бежит нам навстречу. Кроме меня в машине еще двое пассажиров: чернобровый юноша Толеутай Акбаев и молоденькая, лет восемнадцати, девушка, секретарь комсомольской организации совхоза «Степной» Анна Иваненко. Шофер тоже не старше моих попутчиков. Наверное, он новосел, как и тысячи других юношей и девушек, прибывших в казахстанскую степь по комсомольским путевкам.

— Ваня, поднажми. Надо выиграть время, — говорит Толеутай шоферу. — Когда будем проезжать «Черное море», придется тяжело.

Я не понял, о каком «Черном море» говорил Толеутай, и про себя решил, что это либо название аула, либо низина какая-нибудь. Долго мы ехали молча. Степь убаюкивала, хотелось тихо думать о чем-то таком же большом и просторном, как эта бескрайняя равнина. Однако мой молодой спутник первым не выдержал молчания.

— Вы раньше бывали в этом районе? — спросил меня Толеутай, желая завязать разговор.

— Нет, я вообще впервые в этой области.

Толеутай замолчал. Видно, и у него не находилось подходящего предлога для разговора с малознакомым человеком. Я внимательно вглядывался в лицо юноши, стараясь угадать, сколько ему лет, чему успел он научиться, кем работает в совхозе. Чувствуя его нетерпение, я решил сам продолжать беседу.

— А сам ты здешний или приехал откуда?

— Да. Я здесь родился и вырос, — оживленно заговорил Толеутай, — но последние три года не бывал в этих местах. В этом году закончил Алма-Атинский сельскохозяйственный институт, работаю в «Степном» агрономом.

Он помолчал немного, потом, окидывая своими жадными глазами степь, взволнованно заговорил опять:

— Чудеса! Родных мест не узнаю — так все здесь изменилось. Почти всю целину распахали. А людей сколько новых у нас — не сочтешь! Из Москвы, из Ленинграда, с Украины, из Белоруссии… Никогда здесь не было такого.

— Да, — согласился я, — изменений много. И это к лучшему. Наш народ только выиграет от таких изменений.

Вдруг я заметил на себе пристальный взгляд Ани Иваненко и смутился.

— Толеутай, — смущенно говорю собеседнику, — тебе не кажется, что мы поступаем невежливо? Все время говорим по-казахски, а наша Аня скучает. Ведь она не знает нашего языка.

Аня улыбнулась мне тепло и ласково, ее большие голубые глаза засветились. Я подумал, что она заулыбалась, услышав свое имя. Но тут Толеутай вдруг громко расхохотался.

— Что вы! Она еще нас с вами за пояс заткнет в этом деле. Аня говорит по-казахски так, как будто сама казашка. Она даже доклады для молодежи читает на казахском языке.

— Вот как! Хорошо!

— Вы ему не очень верьте, — сказала Аня. — Не так уж хорошо я знаю казахский язык, пора бы изучить его лучше. Но я понимаю, о чем вы говорите, и сама могу немного разговаривать.

…Машина несется со скоростью семьдесят-восемьдесят километров в час. Дорога ровная, и видно далеко вперед. Постепенно наша беседа оживляется, мы говорим уже друг с другом, как старые добрые товарищи.

— Если вы действительно никогда не бывали у нас, то вам есть что посмотреть здесь, — обращается ко мне Толеутай: — и поля увидите и пашни. А вот как проедем отсюда километров шестьдесят на север, начнется «Черное море».

Нам часто встречаются колонны грузовых машин. Они везут разборные щитовые дома, сельскохозяйственные машины, продукты. Люди торопятся, и неудивительно: много дел в степи, а время не ждет. Новоселы подымают целину и одновременно строят жилые городки. Молодежь приехала сюда не в гости, а строить жизнь.

По обеим сторонам дороги гудят тракторы. Вековой покой древней степи разбужен навсегда. Сюда пришли комсомольцы, настоящие хозяева земли, и она покоряется им.

Долго едем мы, вслушиваясь в шум степи, и наша беседа снова начинает угасать. То, что происходит вокруг, сильнее слов, и мы некоторое время молчим. Вдруг наша машина круто сворачивает и катит по проселочной мало накатанной дороге.

— Ваня, — всполошился агроном, — нам надо прямо ехать. Зачем ты повернул?

— Эта дорога уже распахана, — спокойно отвечает шофер. — Нам придется добираться в объезд.

— Эх, Толеш! — засмеялась Аня. — Два дня побыл на семинаре в районе и успел отстать от жизни. За это время чего только не сделают ребята Сакуна! Они не только дорогу вспахали, которой вы собирались ехать, а уже подняли целину от Карабулака до Бугелека. Прибавили вам, агрономам, работы…

— Брось, пожалуйста, — отпарировал Толеутай, — знаю я тебя. Ты хвалишь бригаду Сакуна только потому, что она комсомольская. Бригадир Салаков со своими ребятами идет немного впереди Сакуна.

— Вот ты и опять показываешь свою неосведомленность, — возразила Аня, — ты безнадежно отстаешь от жизни. Уже в тот день, как ты уехал, партком и дирекция решили вручить переходящее красное знамя бригаде Сакуна. Наши комсомольцы опередили Салакова.

Смущенный Толеутай прекратил спор. Слушая их, я подумал: как замечательно, должно быть, работают здесь люди, если за два дня происходят такие перемены. Вскоре мы подъехали к «Черному морю», о котором упоминал агроном в начале нашего пути. Вокруг, насколько хватал глаз, виднелась черная вспаханная земля — поднятая целина. Глубокие борозды и вправду похожи на вспененные ветром волны. «Черное море» вспаханной земли действительно выглядело величественно. Мы долго ехали мимо пахоты. Машину подбрасывало, и мне казалось, что это ветер гонит под колеса крупную черную волну. Нас основательно укачало, пока мы добрались наконец до полевого стана, раскинувшегося в центре огромного вспаханного массива.