Касым Кайсенов - Партизанской тропой

Ни удивления, ни испуга от неожиданной встречи в лесу с незнакомыми ему людьми на его лице не было. Как будто он встретился с близкими друзьями.

Мальчик был невысокого роста, но крепок сложением. Темно-русые волосы густой непокорной прядью падали на высокий спокойный лоб, из-под густых бровей пытливо смотрели карие большие глаза с длинными ресницами.

Одет он был в поношенный коричневый костюм, под пиджаком виднелась темная ситцевая рубашка. Ноги босые, черная фуражка сдвинута на затылок.

Мятый, потрепанный костюм указывал на то, что его хозяин давно не расставался с ним.

— Партизаны?! — не то вопросительно, не то утвердительно полушепотом произнес мальчик.

— Да, партизаны, — ответил командир.

Лицо мальчугана засветилось радостью, вспыхнули глаза, и он обратился к командиру:

— Вы командир?

— Да, я, — ответил Болатов, слегка улыбаясь.

— Я хочу тоже быть партизаном. Примите меня в отряд, — детские глаза с надеждой глядели на командира. — Стрелять я умею, и оружие у меня есть. Здесь недалеко, в балочке, запрятаны винтовки и патроны…

— А кто же за тобой винтовку будет носить? У нас некому, — шутливо заметил партизан Василий Бутченко.

Мальчик серьезно посмотрел на партизана и спокойно ответил:

— С винтовкой мне тяжело, это правильно. Но у меня есть обрез, а с ним я обращаться умею.

— Ты пробовал из него стрелять?

— Стрелял, и не один раз.

— И немцы не отняли его у тебя? — с любопытством спросил один из партизан.

— Фашисты? — удивился мальчуган. — Им, гадам, никогда не узнать, что у нас есть оружие! Мы прячем винтовки и патроны в балочке, вот здесь за садом, — и он хитро улыбнулся. — А учиться стрелять мы ходим далеко, туда, к селу Дудари. Там есть глубокий ярок — наше стрельбище.

— Чье это «наше»? — спросил Болатов.

— У меня есть хороший друг Михайло Гриценко. Мы с ним вдвоем обезоруживаем полицаев, а винтовки прячем, храним для партизан.

— А для чего вам понадобилось стрелять? — лукаво улыбнулся Иван Чуляк.

— А как же иначе воевать с проклятыми? — с укором ответил мальчик. — Как идти в партизаны, если не умеешь стрелять? Кто же нас зачислит в отряд?

— Как же вы ухитряетесь обезоруживать немцев и полицаев? А ну, расскажи, послушаем, — сказал командир, опускаясь на траву.

— Я буду рассказывать все и долго, — предупредил мальчик. — У вас есть время слушать?

Болатов молча кивнул и усадил его рядом с собой. Партизаны расположились вокруг.

— Немцы с полицаями почти каждый вечер устраивают пьянки и пьют, гады поганые, пока не свалятся. А тогда не только винтовки бери, но и их самих за ноги можно вынести… Вот мы с Михайлой в такие ночи и дежурим у дома; он с одной стороны, а я с другой, — начал свой рассказ спокойно, как взрослый, храбрый мальчуган. — И когда у немцев станет тихо, я или Михайло идем узнать, все ли уснули. А делаем мы это так: стукнем в окно или откроем и закроем дверь. Если кто-нибудь выйдет, мы прикинемся бездомными и спрашиваем, где можно переночевать.

А если в хате тихо, никто не шевелится, не подходит к окнам и дверям, то мы смело идем в хату, берем по одной винтовке и патроны и расходимся в разные стороны. Сходимся за селом и уже вместе направляемся вот к этой балочке, зарываем все и уходим уже не в то село, где мы забрали винтовки, а в другое.

— И сколько таких операций проделали вы?

— Три. А сам Михайло ходил один раз. Я тогда лежал больной.

— И каждый раз без всяких оказий?

— Конечно, — с гордостью ответил мальчик, — Мы понимаем, что нужно быть осторожными, — и озорными, умными глазами обвел сидящих партизан.

С большим интересом все слушали серьезные рассуждения пастушка.

— Вот я из села Малый Букрин, а Михайло — из Большого Букрина, — продолжал рассказчик, — и когда мы захватим винтовки у фашистов в Малом Букрине, тогда на ночлег идем в Большой Букрин, а если в Большом Букрине — уходим в Малый Букрин…

Партизаны искренне восхищались маленьким смельчаком. Велика и сильна наша Родина. Даже дети, ее маленькие сыны, вступают в схватку с врагом. Разве можно победить таких людей?

— Товарищ командир, я очень прошу вас принять меня и Мишу в отряд, — мальчик умоляющими глазами смотрел на Болатова. — Мы знаем все тропки, все дорожки по обоим берегам Днепра, все лески и сады на много километров вокруг. Мы знаем, в каком селе сколько стоит фашистов и сколько где полицаев. Мы будем разведчиками, поможем вам, — и снова темные глаза с надеждой смотрели на командира.

— Все это хорошо, мой герой, — ответил Болатов. — Но ты должен знать, что в партизанский отряд принимают лишь проверенных людей, таких, которые своей работой в тылу немцев доказали преданность Родине. Из твоих слов мы видим, что вы с Мишей кое-что сделали, но верно ли это? Говорить можно многое, а мы словам не верим, — Болатов внимательно глядел на мальчугана. — Мы даже не знаем, как тебя зовут и кто ты такой…

Лицо мальчика слегка побледнело, тень грусти мелькнула в глазах, он печально опустил голову.

— Я вам все расскажу о себе, — тихо ответил он. — Меня зовут Илько Витряк. Мне пятнадцать лет. Отец мой — коммунист. Когда в наше село Малый Букрин вступили фашисты, отца повесили, и вместе с ним еще одиннадцать человек. А мать, спасаясь от фашистов, подорвалась на мине.

Илько подробно рассказал о приходе фашистов в Малый Букрин и об их зверской расправе с советскими людьми. Рассказывая о своем большом горе, он полными слез глазами смотрел на партизан и чувствовал, что горе его — это горе всех сидящих здесь.

Партизаны поняли, что тяжелые воспоминания разбередили незажившие раны мальчика, и каждый из них хотел его успокоить.

Илько продолжал:

— И я решил мстить проклятым фашистам за отца, за все, что они сделали не только мне одному. Как это сделать, я не знал. Я был один, и я все-таки еще маленький. Хорошо, что из Киева с большим трудом добралась до Малого Букрина моя сестра Ганна. Она училась в Киеве в пединституте. Маме не пришлось увидеть Ганну, а она так ждала ее приезда. Как плакала моя сестра, узнав о гибели отца и матери! Весь день она ничего не говорила. Только к вечеру пришла в себя.

— Илько, слезами ничего не исправишь, — сказала она потом. — Надо действовать, надо мстить за наших родных.

— Ганна показалась мне тогда сильной и смелой.

Она сказала мне, что отец был не один, что кроме тех одиннадцати погибших должны быть еще люди, оставленные партией для работы в подполье. Их надо найти. Они укажут, как нужно бороться.

Ганна говорила еще, что нужно установить связь с партизанами, которые, как она слышала, находятся в Понятовских и Хоцких лесах. Я готов был сейчас же бежать по селу, обойти все хаты, спрашивать у поселян, кто из них подпольщик.