Касым Кайсенов - Партизанской тропой

Усталый, почти больной, я направился в свое село Малый Букрин.

— А зачем ты связал вместе щенят? — задал вопрос командир отряда, заинтересованный выдумкой мальчугана.

— А чтоб не расползлись далеко в стороны. И продолжал:

— По дороге в Малый Букрин я расспрашивал людей о других переправах через Днепр, а одновременно узнавал о продвижении фашистов, наблюдал их силы.

Вдруг Илько нахмурился и сердито сказал:

— Вот вы улыбаетесь надо мной, думаете: что понимает мальчишка? И зачем ему знать, куда продвигаются фашисты и что за силы у них? А я это узнавал для того, чтобы при встрече с партизанами все им рассказать. Потому что знал: все равно встречу их. А все, что я узнаю о фашистах, будет нужно партизанам.

Илько ненадолго замолчал, будто перебирал в памяти события этих длинных горестных дней. Партизаны не прерывали его дум, и, глядя на него, каждый из них уже знал, что этот осиротевший мальчик стал для всех родным и войдет своим в партизанскую боевую семью.

Илько заговорил после молчания:

— А в феврале я встретился с Михаилом, подружился с ним.

— А ну, давай, представляй нам и своего друга, — сказал командир.

Илько улыбнулся.

— Я рассказал вам и о Мише, это мой настоящий друг.

Однажды я встретил на улице старую женщину и мальчика. Чужие, не малобукринские. Одеты они были не по-зимнему и дрожали от холода.

— Здоров будь, хлопче, — сказала старушка.

— Здравствуйте, бабушка, — отвечаю ей, а сам поглядываю на паренька.

Он немного выше меня, лицо худое, смуглое.

— Не скажешь ли, хлопче, у кого здесь из ваших есть ручная мельница? — спросила меня бабушка.

— Скажу, — ответил я, — пойдемте, я вас проведу туда, — и мы втроем пошли к Екатерине Гордиенко, у которой была ручная мельница.

Старуха шла медленно, опираясь на мальчика, он заботливо поддерживал ее.

— Вот уже три месяца мы едим жареное и вареное зерно, сынок. Старик мой совсем оплошал, — зубов нет, да и я еле-еле ноги таскаю, и сиротка наш вот тоже соскучился по хлебу. Немцы эти проклятые все поразорили, только то и осталось, что успели припрятать. У нас в Большом Букрине негде и горсточку зерна перетереть. Вот мы и приплелись с Михайлой к вам, — по дороге жаловалась старушка.

На ручной мельнице мы с Мишей быстро пропустили несколько килограммов пшеницы, что они принесли. За работой переговорили о многом и сразу стали друзьями, как будто и росли и жили всегда вместе.

Михаил мне рассказал о себе. Он воспитывался в переяславском детском доме. Остался круглым сиротой, когда ему было четыре года. Перед оккупацией детдом должен был эвакуироваться. Все дети вместе с воспитателями, всего сорок семь человек, прибыли на переяславскую пристань. Во время посадки на пароход налетели фашистские самолеты и обстреляли из пулеметов детей и взрослых. Пароход разбили. Сорок пять человек погибли в Днепре. Остались в живых только Михаил и одна воспитательница.

Вспомнив, что в Большом Букрине, где он родился, у него должны быть дальние родственники по матери — двоюродные бабушка и дедушка, Миша с воспитательницей направились к ним.

Дедушка и бабушка оказались живы. Они с радостью встретили и приняли Михаила и его воспитательницу, но через несколько дней пришли немцы и воспитательницу угнали в Германию. Михаил остался у стариков. Ему теперь шестнадцать лет.

— Со дня нашего знакомства мы с Мишей не расставались, — проговорил Илько и внимательно посмотрел на командира. — Есть у меня еще друг, только взрослый. Это наш учитель Витряк Михаил Тимофеевич. Он родом из Большого Букрина, и фамилия у нас одна. Работал где-то под Киевом. Эвакуироваться не успел, и пришлось ему пробираться в родное село, где он скрывается теперь от фашистов.

— Много, однако, у тебя друзей, — командир, как показалось Ильку, недоверчиво поглядел на него и добавил: — Не сочиняешь ли ты нам, хлопец? Очень уж складно у тебя выходит.

— Что вы, товарищ командир, — испугался Илько. — Я говорю правду. Михаил Тимофеевич и научил нас, как досаждать немцам. Мы прокалывали и разрезали колесные шины и камеры у немецких машин, распространяли по селам листовки, которые подбирали в поле после наших самолетов. Собирали оружие, узнавали в ближайших селах и хуторах, какие немецкие гарнизоны там стоят, где есть тайные переправы…

— Ладно, верим, — улыбнулся Болатов. — Продолжай! Время у нас еще есть. Послушаем тебя, пока разведка вернется. Хороший ты, видно, хлопец. Не мешает нам познакомиться и с тобой, и с Мишей, и с Михаилом Тимофеевичем.

— И мы будем рады! — оживился Илько. — Михаил Тимофеевич рассказывал нам, что партизаны находятся в Понятовском и Хоцком лесах и там ведут большую работу. Он давно хочет связаться с ними, да вот все случая подходящего не было.

— Плохо искал твой Михаил Тимофеевич, — заметил кто-то из партизан и улыбнулся, чтобы ободрить смутившегося было Илька.

— Мы, кажется, скорее его найдем.

— Правда ваша. Ах, как это удачно получилось! — Илько даже вскочил. — Я встретился с вами, когда совсем не ожидал этого. А Миша и Михаил Тимофеевич, они не поверят сразу такому неожиданному счастью. Мы ведь не просто так скот пасем! — Илько подмигнул. — Я стал пастухом у себя в Малом Букрине, а Миша — в Большом Букрине. Мы пасем скот между двух сел и наблюдаем за дорогами и селами, советуемся, что предпринять на ночь. Сегодня я должен перепрятать оружие, что мы добыли позапрошлой ночью. Потому и коров пригнал сюда, к Мартыновке. Нам показалось, что оружие плохо укрыто. Нет, нет, я даже сам не верю такому счастью, — радостно повторял Илько. — Как это хорошо, что я встретил вас!

Но вдруг в голосе его послышалась тревога. Он на минуту замешкался, а потом подвинулся к командиру и взял его за руку.

— Вы нас возьмете к себе в отряд? Всех: меня, Мишу и Михаила Тимофеевича? — Илько крепко держал руку командира. — Я рассказал вам правду. Мы с Михаилом будем хорошими разведчиками, да и Михаил Тимофеевич вам поможет. Возьмете? Да?

Командир серьезно сказал:

— Ты что же это — просился вначале сам в отряд, потом просил за Михаила, а теперь просишь еще и за Михаила Тимофеевича. А как ты думаешь, может партизан сразу поверить на слово? Мы ведь тоже соблюдаем осторожность, — и в упор посмотрел на Илька.

Мальчик выдержал взгляд. В чистых, правдивых его глазах стоял упрек. Он чуть сдвинул тонкие брови, нервным движением тряхнул головой.

— Значит, вы мне не верите? — резко сказал он. — Не верите тому, что я вам рассказывал?

Все молчали.

— Ну хорошо, товарищ командир, — обиженный Илько низко опустил голову. — Чтобы вы мне поверили, я принесу сюда из балочки винтовку и патроны. Вы разрешите мне пойти?

— Видишь ли, Илько, партизанский обычай таков: кто случайно попадает к нам из местного населения, может уйти только ночью, — ответил командир отряда.