Владислав Покровский - Кривое зеркало реальности. Cборник рассказов

— Выбирай, Виктор, — ледяным голосом произнесла Лика.

— Слушай, Крис… — Виктор помялся, нервно переступив с ноги на ногу, — давай в другой раз? Сейчас я… — он бросил быстрый взгляд на Лику, — э-э-э… не могу.

— Молодец, Виктор, — с царским видом кивнула Лика, и Кристофер вскипел.

— Я тебе сейчас язык оторву! — завопил он, кидаясь к ней, но тут на его пути встал Виктор.

— Если ты позволишь себе хоть пальцем тронуть мою девушку, я соберу толпу и изобью тебя, — ткнул он друга пальцем в грудь. — И в тот же миг кстати нашей дружбе конец. Понял меня?

— А ну-ка пойдём, — Кристофер схватил Виктора за руку и потянул в сторону.

Не ожидавший это Виктор едва не растянулся на камнях, но сохранил равновесие и поплёлся за другом, что-то недовольно бурча себе под нос.

— Какая ещё девушка? — без обиняков начал Кристофер, когда они отошли на некоторое расстояние от остальных, чтобы те их не услышали. — Вот эта зараза, что ли?

— Не смей её так называть! — сверкнул глазами Виктор.

— Не надувайся особо, а то в глаз дам, — посоветовал Кристофер. — Или нос сломаю. Она для тебя важнее нашей дружбы? У вас что, любовь?

— Нет, мы просто с ней дружим, — пожал плечами Виктор. — Иногда очень близко…

— То есть спите?! — у Кристофера глаза на лоб полезли.

— Ну… — Виктор помялся. — Иногда…

— Она же несовершеннолетняя! — южанин едва в обморок не упал от услышанного.

— Мы не знаем отныне такого понятия, — ледяным голосом произнёс Виктор. — Великий Разум говорит, что…

— Да горячку порет твой дурацкий разум! — не выдержал Кристофер. — Что ты долдонишь одно и то же как попугай?! Сам думать разучился, что ли?!

— Не смей такое говорить о Великом Разуме! — закричал, не сдержавшись, Виктор. — Он ведёт нас! Он наставляет нас! Вся наша жизнь принадлежит ему…

— Замолчи, — прошипел южанин. — Вы как зомби одурманены этими молитвами, в которых вы не понимаете ни слова из того, что там поётся.

— Слушай сюда… отщепенец, — Виктор попытался взять друга за грудки, но получилось не очень, — я не потерплю ничего подобного! Говори это в своих кварталах, а не здесь, среди нормальных людей. Предупреждаю в последний раз: услышу что-то хулительное о Лике из твоей пасти или о Великом Разуме не в том месте, не в то время… конец нашей дружбе и конец тебе! Иди, по своим стройкам лазь сам! До свидания, Кристофер.

— Эй, Виктор, — окликнул друга южанин, когда тот уже отошёл на несколько шагов. — Есть один вопрос. А есть что-то, о чём этот ваш Великий Разум не подумал?

— Он подумал обо всём, — отчеканил, обернувшись, Виктор. — Он учёл всё и всё спланировал. Нет такой детали, которая не согласовывалась бы с Его Планом.

— Наверняка есть, — крикнул Кристофер. — Уверен, что Великий Разум никак не ожидал, что появятся несогласные с его доктриной.

— Это не несогласные, — покачал головой Виктор. — Это просто сущеглупые, не способные принять и понять мудрость Великого Разума. Их беда в том, что они настолько неразумны. Но и они учтены в Его Плане. Ибо таков Великий Разум, что провидел всё на столетия вперёд.

— Меня он в таком случае явно проглядел, — воскликнул, смеясь, Кристофер. — Ибо у меня хватает ума, чтобы понять всю тупость и дикость его доктрины, быть несогласным с ней, пытаться противостоять ей. Я самая большая заноза в его заднице, Вик.

— Идя против бога, — отчеканил Виктор, — а также всех его последователей… недалеко уйдёшь.

— Это угроза? — весело уточнил Кристофер.

— Нет, — пожал плечами Виктор, — это предупреждение. На сей раз уж точно последнее.

— Спасибо, друг, — южанин помахал рукой. — Засунь его себе туда, где солнце не светит. А стерву свою малолетнюю белобрысую предупреди, что если увижу её ещё раз, и будет она всё так же выделываться… пусть не попадается мне на дороге. Я уважаю Центральных… пока они не начинают уж очень сильно лезть в бутылку.

Ничего не ответив, Виктор только махнул рукой.

А Кристофер остался стоять один и раздумывать над тем, что ему предстояло сделать…

Который день уже в дороге… Приятно, чёрт возьми! Чувствую себя так, будто родился за рулём байка, будто ездить научился раньше, чем стоять на ногах. Где-то в какой-то умной книженции читал я, что был такой народ в древнейшие времена, ведущий жизнь кочевников, хотя вроде бы и стойбища они свои создавали, так в этом народе каждый малец сперва на коне учился скакать да с лука метко разить наповал, а уж потом учился ходить. Скифы то, кажется, были или сарматы какие… Или гунны… Ай, всё равно! Не чувствую я себя ни скифом, ни гунном, зато чувствую себя ярым потомком казаков, что с Хортицы, вот только вместо коня у меня байк, вместо рушницы или пищали — наган шестизарядный, честно отобранный то ли у барыги местного, то ли у охранки, а вместо сабли или меча — кулаки в шипастых перчатках с набойками да нож верный, что я сам когда-то своими руками из валявшейся в куче хлама автомобильной рессоры смастерил. Можно было, конечно, и подобие короткого меча сварганить, но… в Чикаго… да и в других местах, где мне довелось побывать, как-то не в ходу были ни мечи, ни акинаки. А вот нож незаметно из рукава вытащить да под ребро пырнуть — это у них там за милое дело.

Р-р-р… Какой у меня шикарный байк! Достался от дедули хлам-хламом, а вот приложил я к нему свои — и не только свои — золотые умелые руки и теперь можно только наслаждаться этим красавцем! Движок урчит тихо и мощно, как брюхо после пары дней без жратвы; инжектор не забывает впрыснуть смесь; амортизаторы работают плавно и мягко, а не как когда-то давно, когда меня на маленькой кочке било, как на глубокой яме; стойки отрегулированы, корпус заварен и окрашен в неповторимые чёрный с серебром цвета; к радиатору приварены две рамы, и всё это хромировано — словом, байк мой как чёрная с серебром молния, как ворон с проседью в крыльях. Совсем уже не та развалина, на которой я по городским кварталам колесил и девушку свою возил. Теперь я горжусь им! Впрочем… что греха таить: я им всегда гордился. И не раз повторял это, засыпая с ним в обнимку в гараже. Только тогда в этом тарантасе конфетку видел я один, а сейчас её видят все. Вот, собственно, и вся разница. Да и я под стать своему байку. Совсем уже не тот приличный оборванец из Южных кварталов, забияка, драчун и "прилизанный дикарь", как меня когда-то окрестила моя девушка. Нет, теперь я другой… хотя дикарём, бунтарём и сорвиголовой всё равно остался, иначе не возвращался бы вот уже в который раз в город, из которого меня неоднократно вышвыривали. Забавно… меня из него вышвыривали постоянно как раз те люди, о спасении судеб и жизней которых я всё время заботился и к которым взывал, да только тщетно. Когда человек зомбирован, обдолблен, обмурыжен настолько, что ему пофиг на собственную жизнь, то его очень трудно спасти. Я бы с удовольствием наматывал их на колёса своего байка, если бы эти зомби не были моими согражданами, которых я до сих пор где-то в глубине души любил… и ненавидел за то, что они не пытались сопротивляться, не пытались восстать против Города и этого убийцы — Великого Разума — когда пришла пора решительных действий.