Борис Тагеев - Нэлли

Обескураженный доктор поклонился н, не взглянув па фермера, вышел из губернаторского кабинета.

— Теперь пойдемте завтракать, дорогой мистер Маккалэн! Вас, наверное, с нетерпением ожидает ваша девочка, — сказал губернатор фермеру.

— Нелегко быть губернатором, сэр, — заметил тот.

— Ох, и не говорите, особенно теперь, в наш век социализма и этого проклятого большевизма, против которого никакие меры не помогают! — со вздохом согласился губернатор.

— К четырем часам пригласите начальника полиции, да заготовьте приказ об его отставке, приказал губернатор секретарю, проходя со своим гостем через приемную.

— Не горячи свою лошадь, Джим! Посмотри, она и без того вся в мыле, а нам предстоит еще дальняя дорога.

— Да я и не думаю ее горячить, — обернувшись, отвечал тот, сверкая своими белыми, ровными зубами, ярко выделявшимися на его темном лицо, почти скрытом большой панамой. — Посмотри, Вилли, как она рвется из-под седла, я почти в кровь истер свои руки, сдерживая ее, — сказал он.

Этому всаднику на вид нельзя было дать больше двенадцати лет, другой же выглядел гораздо старше и казался почти сформировавшимся мужчиной.

Откинувшись корпусом немного назад, мальчик с трудом остановил свою лошадь, продолжавшую нервно перебирать ногами.

— Да успокойся же, моя красавица, не надо так горячиться! — ласково обратился он к лошади и похлопал ее по потной шее.

Та как-будто поняла слова своего седока. Она сразу притихла и спокойно пошла рядом с лошадью, на которой ехал старший.

— Я давно не ездил верхом, Вилли, наверное, у меня завтра все кости будут болеть, — сказал мальчик.

В ответ на это старший засмеялся.

— Ничего, поковыляешь немного, как гусь, и пройдет, — отвечал он.

В это время сзади послышался топот скачущей лошади.

Оба всадника обернулись и увидели несущегося к ним полным галопом канака.

— А вот наконец и Конама! — воскликнул Джим.

— Насилу я вас догнал, — проговорил подскакавший канак, осадив свою лошадь.

— Мы вое время ехали шагом, — отвечал старший. — Это ты замешкался, Конама!

— В кузнице задержали, а на некованой лошади ехать в горы невозможно, — отвечал канак.

— Давайте поедем рысью, — предложил он. — Мне хочется скорее выбраться на Науанское шоссе, а то потом там не проедешь.

— Почему не проедешь? — спросил младший из всадников.

— Да ведь сегодня воскресенье, и вся гонолулская знать направится в Пали верхом, в экипажах и автомобилях. После десяти часов там и шагом с трудом проберешься, теперь же мы встретим только рабочую молодежь. Эти, конечно, ни экипажей, ни автомобилей не имеют, — сказал канак и, ткнув ногами в бока своей лошади, понесся вперед крупной рысью.

Было семь часов утра. Город еще спал. Трамвайные рельсы поблескивали вдоль пустых улиц. Нарядные особняки, окруженные густой зеленью садов, тоже казались дремлющими. В праздники городская жизнь в Гонолулу начинается с восьми часов.

Проехав мимо шестиэтажного каменного здания, на крыше которого раскинулся великолепный тенистый сад, всадники свернули на Науанскую улицу.

— Что это за дом? — спросил Вилли проводника.

— Это самая большая гостиница в Гонолулу. Она принадлежит американскому миллионеру Юнгу, — отвечал тот. — Все особняки и дворцы в Гонолулу по большей части выстроены американцами и англичанами.

— Да неужели же здесь нет совсем богатых канаков? — заинтересовался Джим.

Юноши любовались девушками шоколадного цвета.

— Ну, как им не быть! Их тоже наберется немало. Вот когда мы будем возвращаться из Пали, то вы увидите, как их много здесь расплодилось.

Теперь навстречу всадникам начали попадаться гуляющие и катающиеся верхом туземцы. Их скромная одежда показывала, что это большей частью были рабочие или земледельцы.

Юноши любовались девушками шоколадного цвета, ловко, сидевшими по-мужски на горячившихся скакунах. Всадницы эти были одеты в белые «ходоку», т.-е. длинные рубашки без рукавов. Вместо кушака их талии были перетянуты гирляндами из листьев с вплетенными в них цветами. Ноги были босы, а распущенные черные волосы украшали венки из красивых гавайских цветов.

Сопровождавшие их юноши были одеты в белые легкие куртки и короткие штаны. Ни шляп, ни сапог на них не было.

Многие канаки и каначки, поравнявшись с всадниками, кивали им головами, произнося свое обычное «алофа» (я люблю вас).

Некоторые канакские девушки посылали юношам воздушные поцелуи, и это выходило у них очень грациозно и красиво.

— Вилли, посмотри на этих! — воскликнул Джим, указывая брату на приближающихся пять наездниц.

Весь костюм их состоял из короткой юбочки, сделанной из желтой травы. С шей наездниц свешивались большие гирлянды из зеленых листьев магнолий. Они совершенно скрывали их грудь и поясом; охватывали талии. На головах их были одеты из такой же зелени венки.

Это были «гулы»— танцовщицы, которыми славятся Гавайские острова. Они ехали на праздник в Гонолулу танцевать перед иностранцами.

Но вот навстречу всадникам пронеслась кавалькада, состоявшая из нескольких молодых людей и девушек. Их лица были тоже шоколадного цвета. Только вместо «холоку» или трусиков на них красовались модные костюмы английских спортсменов. Женщины в длинных летних амазонках сидели боком на дамских седлах. Они уже не приветствовали юношей, как другие, не улыбались даже на посланное им Джимом «алофа». Они проехали мимо темнокожих юношей, не обращая на них никакого внимания.

Это были сыновья и дочери богачей.

Вдруг лошадь Джима шарахнулась в сторону от промчавшегося мимо автомобиля. Перегнав всадников, автомобиль быстро умчался вперед. В нем находились две нарядные молодые женщины, а против них спиной к шоферу сидело двое мужчин, из которых один был в военной форме.

Джим близко подъехал к Вилли и вполголоса спросил:

— Ты заметил, кто это проехал?

— Ну, как же мне было не заметить, — отвечал Вилли и улыбнулся. — Однако, сильно же он изменился.

— Я его не сразу узнал, до того он похудел и пожелтел, — заметил Джим.

«Он еще здесь, стало-быть, надеется найти Нэлли Келлингс, — подумал, Вилли. — Нет, любезный доктор Браун, не видать тебе ее, как своих ушей. Далеко улетела от тебя эта птичка!»

Джим взглянул на брата и громко засмеялся.

— Так близко и так далеко, — сказал он.

— Вы его видели? — спросил, подъезжая к братьям, проводник, скаля свои белые зубы.

В ответ оба брата улыбнулись.

Горные цепи, окаймляющие с обеих сторон шоссе, как бы начали сближаться, образуя узкое ущелье. Дорога заметно стала подниматься в гору. Прошло не более получаса, и вдали снова показался автомобиль.