Иван Недолин - Долина роз [Приключенческая повесть]

— Как это, папа, образовалась такая причудливая долина? — спрашивал я отца. — Круглая, как чаша, и такая неприступная… Может, здесь вулкан когда-то был?

— Возможно, — согласился он. — Но если здесь и был вулкан, то много-много тысяч лет назад. Урал — очень старые, как говорят, выветрившиеся горы. Возможно, что и не было здесь вулкана. Просто — игра природы, горообразовательных сдвигов земной коры. Вода проложила путь из долины, промыла толщи известковой породы и соорудила пещеры.

— А животные, растения откуда?

— Семена занесли птицы, ветры… Рыба пришла водой…

— А водопад? Как рыба поднялась?

— Возможно, что в давние времена здесь и не было водопада, он образовался с течением времени. Можно допустить, что когда-то в долину можно было проникнуть и через гребни вершины. Этим путем пришли в долину лоси, козы. Птицам, конечно, путь открыт везде.

— Вы с Андреем Матвеевичем и раньше здесь были?

— Да. Лет пятнадцать тому назад, в поисках золотоносных участков. Мы работали невдалеке, услышали от старожилов об этой горе, обследовали ее и открыли путь в долину.

— Вдвоем были в долине?

— Втроем: Дубов, Ахмет и я. А пробыли только несколько дней.

— Нашли золото?

— В долине — нет. Но ниже водопада, в песке Гремящего потока, золото есть. Дубов решил купить земли вокруг Круглой горы, открыть прииски. С приисками как-то не вышло — не дошла очередь или со средствами была заминка. Потом война, революция… Во время отступления Колчака Дубов вспомнил о долине, решил отсидеться здесь до поры до времени, сберечь остатки своих капиталов. Ну, и нас прихватил для компании.

— Значит, большевики у него не все отобрали?

— Конечно. Кое-что осталось в заграничных банках, кое-что припрятал на черный день. И не в бумажках, а, надо полагать, — в золоте, в драгоценностях. Дубов и сейчас богат. Не зря же он так тревожится за свои шкатулки.

Прошло недели две. Однажды после обеда Дубов сказал:

— Приглашаю всех к моей палатке.

Вскоре все собрались в тени березы возле палатки Дубова.

— Борис Михайлович, — обратился Андрей Матвеевич к отцу, — поделитесь своими соображениями… то, о чем мы с вами толковали.

— Господа! — начал отец. — Начинается август, близится осень. А там недалеко и зима с морозами, вьюгами. Нам надо подумать о зимовке, о жилье более надежном и удобном, чем палатки.

— Я так и знал, что не приведет к добру эта затея с пещерной жизнью! Робинзоны двадцатого века! — вспылил Георгий.

— Замолчи, сынок! — прикрикнул Дубов. — Не твоего ума дело, а критиковать вы все мастера.

— Наше предложение — мое и Андрея Матвеевича, — продолжал отец, — не теряя времени, приступить к сооружению жилого дома, хозяйственных построек. Лес, камни, глина рядом, инструмент у нас есть.

— Строить кто будет? — осведомился Николай.

— Конечно, мы сами, кто же еще? Плотников, каменщиков, маляров неоткуда приглашать, — твердо ответил отец. — Второй вопрос — о продовольствии. Мяса, рыбы, ягод и грибов у нас достаточно. Чаю, сахару, кофе хватит надолго. Слабое место у нас — хлеб. Если уменьшить паек, экономить, — до будущего лета, может, дотянем.

— Хватит и хлеба! — воскликнул Георгий. — До весны хватит, а там уедем, не вечно же здесь жить. Да и надо ли зимовать? Может быть, положение на фронте уже изменилось?

— Значит, ты предлагаешь в город возвращаться? Так и так, мол, господа большевики, прибыли в ваше распоряжение? «Здравствуйте!» — скажут чекисты. И — в подвал! Не желаю! — и Дубов, рассердившись, приказал — Завтра с утра за работу! Распоряжается инженер Кудрявцев, работать всем, кроме детей, Ирины Алексеевны и моей старухи.

— Я что ж… — пролепетала Клавдия Никитична, — чем-нибудь и я помогу… Фому на кухне могу заменить…

— Ладно! Мне бы лодырей моих приструнить, о тебе меньше всего разговоров, — сердито отозвался Дубов и пошел в свою палатку.

Наутро, проснувшись, я услышал стук топоров, лязг и звон железа, скрежет точила. Мелодично позванивала пила. Отец, Ахмет и Фома Кузьмич готовили инструменты.

— Ну, каряя! — доносился голос Марфуги, погонявшей лошадей, на которых подвозили срубленные и очищенные от сучьев деревья.

Вскочив с постели, я вышел из палатки. Солнце не выглянуло еще над гребнем горы. Над озером стлался легкий туман. В ближней роще стучали топоры, трещали, падая, деревья.

Вскоре собрались все завтракать. За столом у нас новшество: впервые все кушали вместе — хозяева и работники, господа и слуги. Так, с утверждения Дубова, распорядился отец. Ахмет и Марфуга, никогда в жизни до этого случая не сидевшие за столом с господами, стеснялись. Фома Кузьмич восседал спокойный и важный: за свою жизнь он видел многое.

Рисней накинул на сорочку френч, забыв о галстуке. Он трудился в перчатках и сохранил руки в свежести. Холеное лицо его порозовело. Хуже всех работал и больше всех измаялся Николай. Хмуро разглядывая мозоли на ладонях, молчал Георгий. Гимнастерку он надел простенькую, с защитными, вшитыми наглухо погонами. Папа работал без пиджака, засученные рукава сорочки обнажали мускулистые руки. Дубов был в поношенном пиджаке, в мягких туфлях. Отдуваясь, он отирал пот с раскрасневшегося лица. Глава семьи Дубовых принимал деятельное участие в работе. Богатый горнопромышленник владел топором мастерски, это искусство он изучил еще в молодости.

Кушанья подавала Клавдия Никитична, приветливо приглашая всех отведать ее стряпни:

— Не обессудьте, пожалуйста. Мы с Ириной Алексеевной готовили. Фома-то Кузьмич плотником стал.

— От скуки на все руки, — отозвался повар.

Мать хлопотала тут же, одетая в простенькое серое платье и белый передник.

— Как горничная! — ворчала она. — Кажется, скоро и прачкой сделаюсь!

— Налегайте, господа, на мясо и рыбу, — посмеивался Дубов. — Хлеб по норме, по карточкам, а прочего вдоволь.

— С такой заменой норма не страшна, — заметил отец, ничего не ответив на реплику мамы.

Андрей Матвеевич раскупорил бутылку коньяку. Налил мужчинам по стопке.

— Жаль, мало вина захватили, придется угощаться только по большим праздникам. А сегодня — за успешное начало работ! За новый городок, что закладываем мы своими руками! За будущее, господа!

Мужчины, не стесняясь, ходили в сорочках, без пиджаков. Реже брились. Дубов настойчиво торопил с работой, но строго вел счет праздникам и воскресным дням, дням полного отдыха.

— Шесть дней делай, седьмой — господу твоему, — соглашался Фома Кузьмич. — Это уж так положено. Закон.

Работал он старательно и споро, показав себя неплохим плотником. За эти дни он загорел, посвежел, стал подвижней.

— Жирок-то мы с вами, Андрей Матвеевич, малость спустим. В пользу нам работенка.