Владимир Борисов - Побег [СИ]

…Зачерпнув ведро студеной, до ломоты в зубах воды, Савелий поспешил к скиту, по пути подбирая разбросанную вчера одежду и ботинки. Ступая по влажной траве, он глупо и счастливо улыбался, разглядывая свое новое жилище, свой чудом обретенный дом. Часовенка показалась ему довольно забавной, кресты на погосте уже не омрачали его душу, да и сам домик с маленькими слюдянистыми окнами казался ему почти родным.

— А может, хватит тебе, Саввушка, бегать-то по тайге, а? Ну что тебе еще надо? Дом есть, лес вокруг, зверья, небось, полно… рыба, опять же… Не пацан уже, сороковник разменял… А что людей нет, так оно, быть может, даже и к лучшему, — размышлял Гридин, подходя к дому и помахивая влажной еще одежкой.

Глотнув еще водички, теперь уже не торопясь, из стакана, Савва поймал себя на мысли, что нарочно оттягивает время — ему ужас до чего не хочется проходить в дом, искать табак под образами…

…Табак и в самом деле нашелся сразу, в углу на скамеечке лежал аккуратно перехваченный мохнатым шпагатом средних размеров мешок, наполовину полный крупно-нарезанным табаком-самосадом…

— Ну спасибо тебе, казачок, за подсказку. — скосил взглядом на домовину Савелий и с удивлением заметил стоящую возле стола штыковую лопату с отполированным до грязно-серого шелка черенком, незамеченную намедни.

— Ладно-ладно, не журись. — миролюбиво проговорил зэк — Раз обещал похоронить, значит похороню. Дай только бумажку какую найду… Вот курну и похороню…

На печке, сланцевом приступочке, он наконец-то обнаружил довольно толстую тетрадь, исписанную мелким почерком, странными, буроватыми чернилами.

«Наверное, марганцем писали, а может и от времени побурели», — уважительно подумал Савелий и, развернув тетрадь, прочитал первую страницу:

«Во имя Отца и Святаго духа, аминь.

Я, Божьей милостью Хлыстов, Иван Захарович, подъесаул Уральского казачьего войска, по личному приказу генерал-лейтенанта Толстова В.С., с четырьмя товарищами, моими подчиненными, оказался в этой Богом забытой северной глуши.

Старший урядник Попов Петр, его младший брат урядник Попов Александр и два приказных, Давыдов Емельян и Громыко Алексей, не ведая истинной причины и конечной цели нашего предприятия, тем не менее остались до последнего вздоха верными моим приказам и воинской присяге, да пребудут они с миром в царствии небесном…

Зная мое пристрастие к сочинительству, генерал-лейтенант Толстов в приватной беседе попросил меня в своих записках, если я таковые надумаю писать, о цели и месте нашего предприятия по возможности не указывать, в чем я, как человек благородный, не мог ему отказать, тем более, что мы оба — генерал и я — в эту затею атамана Дутова не верили и надежд на нее особых не возлагали…

После беседы с генералом мы покинули его штаб-квартиру, и все вместе (впятером), отправились к атаману Дутову, который уже ожидал нас на вокзале маленького уральского городишки Миасс для дальнейшего инструктажа. Инструктаж получить мы так и не успели. Красные подогнали к вокзалу бронепоезд и под защитой его брони начали в упор обстреливать как вокзал, так и привокзальную площадь, где в это время находился дутовский обоз. Атаман со своим объединением вынужден был отойти несколько севернее, в горы, но через адъютанта передал нам записку с пожеланием и ордер для предоставления его в атаманское казначейство.

Получив сухой паек, спирт и некоторое количество денег, мы, минуя заслоны красных, через «малиновый хребет» поспешили прочь из города. Предприятие предстояло довольно опасное, а на мой взгляд, и где-то даже авантюрное…»

Савва прочитанный листок аккуратно вырвал из тетради и, не жалея табака, соорудил себе отменную самокрутку.

Сидя на крылечке, с удовольствием вдыхая в себя горячий табачный дым, он умиленно поглядывал на окружающую его тайгу, безоблачное небо, покосившуюся часовенку…

— На курево буду брать только прочитанные листы. — великодушно решил зэка и, загасив самокрутку обслюнявленными пальцами, нехотя поднялся.

— Хочешь, не хочешь, а старика хоронить все ж таки придется… Тем более, если обещал. — он еще раз кинул восторженный взгляд на слегка позолоченный осенью лес и вернулся в дом…

Небольшое это кладбище, ничем не огороженное, начиналось сразу же у стен часовни.

На округлом, окатанном рекою валуне красного гранита, в глубоко выбитых неровных буквах набилась пыль, поселился темно-зеленый мох, и надпись практически не читалась.

«Здесь покоится основатель и первый……..иеромонах Андрей………24 июля…….189………

Спи с мир………….»

На соседних деревянных крестах надписей либо совсем не было, либо они выцвели под воздействием дождей и солнца, и лишь на двух крайних сохранились истлевшие остатки казачьих фуражек; кокарды от них, позеленевшие с годами, кто-то заботливо прибил к перекрестьям…

Выбрав небольшой, освещенный солнцем холмик, Савва аккуратно срезал прямоугольный пласт дерна и принялся копать могилу.

Плодородный слой оказался на удивление тонким, сантиметров пятнадцать, не более, а под ним пошла сплошная глина вперемешку с мелким камнем. Лопата скрипела по гальке, предательски гнулся черенок, но Савелий упорно вгрызался вглубь северной земли…

— Не переживай, Иван Захарович, закопаю. Савва никогда сукой не был. Раз пообещал, что похороню, значит похороню, — подбадривал себя зэка, отбрасывая в сторону каменистое крошево.

— Лишь бы валун не попался… — продолжал он разговаривать сам с собой. — Вот с валуном мне в одиночку не справиться… Придется начинать новую, если что…

Валун Гридину не попался, и уже к вечеру он стоял над глубокой ямой, из стенок которой торчали и исходили пьяным запахом перерубленные кедровые корни…

Вонзив лопату в кучу сырого грунта, Савелий с трудом разогнул заболевшую спину и поплелся к скиту перекурить…

«…Мы идем уже четвертые сутки, все глубже и глубже забираясь в уральскую тайгу. Слава Богу, что предприятие наше началось весной и лошадки наши во время стоянок вдоволь находили для себя молодой сочной травы, да и с водой также проблем особых не было: кое-где в лесу еще лежит снег, а небольшие овражки и впадинки полнехоньки талой воды. Я еду замыкающим, передо мной братья Поповы, потом Громыко, а в голове отряда Давыдов Емельян, приказной казак, потомственный рудознатец и горняк. Казаки по большей части молчат, но, мне кажется, о цели путешествия догадываются. Сегодня утром, объезжая Верх-Исетский завод, напоролись на патруль из десятка казаков, но с красной лентой на папахах… Я уже было приказал «к бою», как вдруг Алексей Громыко в красном есауле, старшем в патруле, признал своего дальнего родственника, не то свояка, не то сына крестного отца, одним словом разошлись мы в разные стороны без боя, однако и спин стараясь не показывать…