Гордон Джайлс - На суше и на море 1962

Над горами и пальмами поднимался багровый круг утреннего солнца. Навстречу машине бежали приземистые глинобитные дома, голубятни, похожие на гигантские палицы, желтеющие поля сорго. Трусили рысцой тяжелые буйволы. Мальчишки колотили их по бокам грязными пятками и пускали наперегонки.

Недалеко от Луксора в нашей машине произошла поломка, и мы совершенно неожиданно попали в гости к феллаху Мохаммеду Амину. Мохаммед полил нам на руки воду из кувшина, мы умылись и вскоре сидели под развесистым платаном. Трое старших детей Мохаммеда ушли в дом, чтобы не мешать разговору взрослых. Четверо младших спрятались в углу двора за связками просяной соломы и постреливали оттуда блестящими черными глазами. И только самая маленькая девочка никуда не пряталась. Она сидела у крыльца и играла с буйволицей. Буйволица все время норовила лизнуть ее в лицо мокрым красным языком, а девочка увертывалась и смеялась звонким счастливым смехом.

Откуда-то вдруг появилась жена Мохаммеда. Подбежала к девочке, схватила ее на руки и быстро скрылась, так же быстро, как и пришла. И все-таки успела украдкой взглянуть на «хавагат» [54] Хавагат — иностранцы (араб.). , чуть приподняв черное покрывало, закрывавшее ее лицо.

Минут через десять, которые понадобились хозяину, чтобы сбегать к соседу побогаче за сахаром и заваркой, мы пили горячий черный чай. Мохаммед сидел прямо, степенный и суровый. А я смотрел на его руки, большие красивые руки крестьянина, обветренные, с тяжелыми набухшими венами, с потрескавшейся кожей. Это они кормят Египет. Это они славят страну знаменитым белоснежным хлопком.

Через полчаса мы оказались в Луксоре. Неприметный городок жмется к Нилу. Пыльные улицы, знойное солнце, и туристы, туристы. Они послушно бредут за проводниками, плывут на лодках по реке, трясутся в скрипучих извозчичьих экипажах. Американцы, шведы, немцы, итальянцы… Взмокшие от жары, увешанные фото-и киноаппаратами, они спешат все увидеть, всюду побывать за те короткие два-три дня, что отведены им строгим туристским расписанием.

Древнеегипетский Весет, стовратые Фивы — самые грандиозные и величественные памятники ушедших тысячелетий. На громадной площади по обоим берегам Нила раскинулись дворцы и храмы, гробницы и обелиски. В трепетном безмолвии смотрят люди на колоссальные творения четырехтысячен летней давности, как смотрели на них еще древние греки и римляне.

Мы в Долине царей на западном берегу Нила. С трудом избавившись от вездесущих гидов, торопливо идем по усыпанной щебнем дороге. Все выше поднимаются с обеих сторон серые и желтые скалы. Открытых для обозрения подземных гробниц около сорока. Какую осмотреть первой? Выбираем знаменитую гробницу Тутанхамона.

Из сумрака подземелья веет затхлостью. Двадцать, тридцать, сорок ступенек. С каждым шагом глубже, тише, темнее. Далеко наверху остались слепящее солнце и прозрачная голубизна неба. Под ногами зияющая пропасть. С легкого перекидного мостика всматриваемся в темноту. Ничего не видно, хоть глаз выколи. Бросаем вниз камушек, он падает долго — секунд пять-шесть. Спускаемся еще ниже. Тусклый электрический свет робко льется по узкому коридору. Шаги глухо отдаются под каменным сводом. Камень нависает над головой, давит со всех сторон. Мы глубоко под скалой — в склепе легендарного Тутанхамона. Вот он лежит в неярком свете маленьких прожекторов. Восемнадцатилетний фараон, умерший три с половиной тысячи лет назад. Обострившиеся черты серого пергаментного лица, глубоко запавшие глаза. Цепенящая тишина. Только чуть поскрипывает песок под ногами. Чаще бьется сердце, и острый холодок бежит по спине. В голову лезут глупые мысли. А вдруг рухнет у входа огромная скала, и мы останемся в кромешной темноте затхлого подземелья…

Вспомнилась зима сорок второго года. Холодный ветер заметал снегом уральское село. В школе на уроках истории я тесно прижимался к теплой печке, слушал про Изиду, Осириса и Ра и на время забывал даже о голоде.

Со страниц затрепанных учебников выпуклыми глазами смотрели на нас древнеегипетские писцы. Они сидели, скрестив ноги, важные и строгие. А рядом великаны-фараоны в колесницах топтали врагов. Вереницей брели связанные пленники…

История гробницы Тутанхамона несколько лет волновала людей во всех странах мира. Началось все с увлечения богатого английского лорда Карнарвона археологией.

Молодой лорд, окончив Кембриджский университет, не очень утруждал себя скучной государственной службой. Его поглощали две страсти — спорт и коллекционирование. Он объехал вокруг света на парусном судне, был участником многих автомобильных гонок. Спорт закалил тело, а коллекционирование завладело душой. Карнарвон собирал почтовые марки, рисунки и гравюры французских художников.

Египтологом Карнарвон стал благодаря… несчастному случаю. Путешествуя в автомобиле по Германии, он попал в тяжелую катастрофу. Сотрясение мозга, ожог обеих ног, перелом руки и слепота… Со временем зрение вернулось, но к постели Карнарвон был прикован надолго.

Врачи дали совет ехать в Египет, где яркое теплое солнце, чистый и сухой воздух пустыни могут сделать больше, чем все знаменитые медики Европы. И действительно, в Египте Карнарвон поправился, но скоро заболел новой «болезнью» — археологией.

У Карнарвона был пытливый ум, деньги, время. Он получил концессию на раскопки в Долине царей. Но этого оказалось еще недостаточно. Не хватало знаний и опыта. Сама судьба, казалось, свела лорда Карнарвона с американцем Говардом Картером, опытным археологом и художником. Их первая встреча выросла в долгую дружбу. Шестнадцать лет работали вместе Картер и Карнарвон. Их труд увенчало величайшее событие в истории египтологии — открытие гробницы Тутанхамона [55] Гробница Тутанхамона была открыта в 1922 году. — Прим. ред. .

…Под грудой щебня показалась ступенька. За ней вторая, третья. Говарда Картера бьет нервная дрожь. Теперь нет сомнения — он на пороге гробницы. Остались позади многие годы тяжелого труда, лучшие годы жизни. Теперь ясно, что они не пропали даром. Нестерпимо хочется самому взяться за лопату и работать, работать, работать. Яростно разгребать щебень и пробиваться к заветной двери гробницы. Но усилием воли Картер сдерживает себя. Ученому нужно терпение и еще раз терпение. День за днем осторожно откапывают рабочие лестницу.

Коридор за дверью был засыпан песком. Песок вынули. За ним показалась вторая дверь. В двери прорезали небольшое отверстие. Картер просунул туда свечу и долго всматривался в затхлую полутьму. За его спиной тяжело дышали друзья по экспедиции.