Гордон Джайлс - На суше и на море 1962

…Музей в Енисейска — один из лучших в Сибири. Музейное дело такое: есть энтузиасты среди сотрудников музея — музей настоящий, нету — не повезло городу… Здесь, видимо, есть.

Мы не спеша ходим по музею — и пассажиры, и свободные от вахты члены команды.

Оказывается, это казаки в XVII веке основали «Енисейский острог»…

Сто лет назад между Енисейском и Туруханском прошли первые пароходы: «Опыт» — 20 лошадиных сил и «Енисей» — 60 лошадиных сил.

Декабрист Бобрищев-Пушкин, член «Южного общества», был заточен в Енисейский монастырь. У дверей его кельи всегда стоял часовой, на ногах узника были кандалы, он сошел с ума… А к племяннику автора «Недоросля», декабристу М. Л. Фонвизину, приехала жена, и их дом стал центром, где собирались ссыльные.

Позже в Енисейск были сосланы большевики — депутаты IV Государственной думы. Григорий Иванович Петровский работал на пристани токарем…

Енисейск Енисейском, а рядом-то возник Ново-Енисейск. И возле Маклакова, знаменитого деревообрабатывающим комбинатом, — выросло Ново-Маклаково. Трехэтажные дома среди тайги… Весь этот комплекс новых городов, где идет рубка, обработка и сплав леса, будет называться Лесосибирском. Он займет по берегу километров пятьдесят. Я старательно пишу на карте: «Лесосибирск».

Читаю в справочнике:

«Лесные богатства края так велики, что лесная промышленность вместе со строительством не потребляет и десятой части годового прироста леса».

Разговоры на палубе:

— В Енисейске организовали Народный театр. Говорят, здорово начали! Жаль, мы мало времени стояли! Посмотреть бы спектакль!

Оказывается, энтузиасты есть не только в Енисейском музее!

Знакомый голос. А, это моя седая соседка!

— В этом году, Иннокентий Васильевич, я могу идти на пенсию… Устала-то я изрядно, но не хочется.

— И не идите! Вот отдохнете у нас на Енисее…

— Да, знаете, не хочется отживать. Есть люди — живут, а есть — отживают.

И неожиданно молодо смеется.

— Видите подтаежное село? — спрашивает меня молоденький матрос. — Мы сейчас остановимся возле него. Наш первый штурман отсюда родом. Полсела родни… Ох, ягоды там, сила!..

— Всю жизнь слышала от мужа о голубике, — говорила моя соседка вечером, — и вот только теперь привелось попробовать. Действительно, вкусно. Но стесняйтесь, берите больше, у меня целое лукошко.

— Вы сходили на берег?

— Нет. Меня угостили…

…Вот мы уже за полярным кругом. И странно: холодно, а день прибавился. Полярный день. А лес все более чахлый, деревья малорослые, тощие — лиственница, береза, осина. И, конечно, ель.

Енисей течет прямо на север. И оттого так быстро меняется все вокруг. Кажется, только что была тайга. И вот уже лесотундра. А лесотундра — это редколесье… И все холодной становится и холодней…

Радист принес новость: по пароходству приказ — «Марию Ульянову», старый колесный пароход, построенный еще в прошлом веке, на слом! У всех двойственное чувство — пароход стар, на нем давно уже не возят пассажиров, кряхтя, он ползал по каким-то служебным надобностям, пора ему, конечно, на слом. Но, с другой стороны, — это история. На этом самом пароходе ехала в ссылку к Ленину Надежда Константиновна Крупская. И назван пароход именем сестры Ленина — Марии Ильиничны Ульяновой…

Мы встретили «Марию Ульянову», когда пароход заканчивал свой последний рейс — он шел в затон, на слом. Флаг на нем был приспущен, и пароход протяжно гудел, печально, печально… И все встречные суда приспускали флаги и тоже прощально гудели.

Матросы смотрели вслед старому пароходу и, вздыхая, говорили: «Вот и пришел конец старику!»

На следующий день навстречу нам попался караван новых судов, их построили в Ленинграде и перегоняли на Енисей Северным путем. Матросы заинтересованно разглядывали суда и потом долго и придирчиво разбирали их. Там были и пассажирские, и грузовые суда, был даже ледокол…

На Енисее такие события нередки, и, возможно, я забыла бы об этих двух встречах, не случись третьей.

Примерно через месяц я попала в Подтесово — городок енисейских судоводителей. В подтесовском затоне суда обычно зимуют, сюда же они приходят на ремонт.

И вот у слипа я увидела два судна: новенький, нарядный небольшой теплоход и рядом старую колесную галошу. Между ними зажат был катерок, и рабочие, стоя на катере, снимали металлические золоченые буквы с борта старого парохода II прикрепляли на борт нового теплохода.

«Мария Уль », — прочла я на новом судне. — «янова» — еще было написано на старом. Вся команда старого парохода— и капитан, и штурман, и матросы — стояли на палубе молодого и смотрели, как рабочие переносят буквы…

Подходим к Дудинке. 23.30. Совсем светло. «Пишу, читаю без лампады». Холодно. Днем несколько раз начинался дождь.

Сейчас дождя нет, но над горизонтом залегли объемные темно-синие и сизые тучи, длинные, как «лежащие Демоны» Врубеля, они заломили руки, распустили волосы… Между тучами ярко рдеет заря. А купол неба — голубой, светлый…

На реке 5–6 баллов, прогноз: «ветер порывами до 8 баллов». Ширина Енисея здесь более пяти километров. Идем посередке. Берега низкие, и кажется, что это узкие острова, а за ними еще вода, такая же свинцовая, неуютная, тяжелая. Навстречу попадается много пароходов и барж. Вдали видны огни Дудинки. Там сойдет основная масса пассажиров. Сто двадцать пионеров поедут с нами дальше, на Диксон. Это в основном дети зимовщиков.

Небо меняется непрерывно, и так же меняется река, но все равно светло. Полярный день.

«У-ра ка-пи-та-ну!» — скандируют сошедшие в Дудинке пионеры. Капитан улыбается.

Дудинка — столица Таймырского округа. Дома на сваях из навеки потемневшего, намокшего дерева. Впрочем, это только приречный район, «Шанхай», какие нередко встречаются в старых городах. В центре Дудинки много новых домов. Здесь находятся советские и партийные организации округа, есть учебные заведения…

Но главное в Дудинке — это морские и речные причалы Норильского комбината.

Дудинка — это перевалочный пункт, это речная база Норильска, отстоящего на 120 километров отсюда. Большая часть пассажиров, сошедших с «Чкалова», устремилась в одном направлении — к вокзалу линии Дудинка — Норильск.

— Так хочется съездить поглядеть Норильск, — сказал ходивший с нами по городу Иннокентий Васильевич, — и все не удается. Стоянка — несколько часов, не обернуться, а поезд ходит раз в сутки.

А я уже твердо решила: на обратном пути попрощаюсь с «Чкаловым», много ли увидишь с борта теплохода? И никакие «куда?!» меня теперь не остановят!