Норман Льюис - Зримая тьма

Боссюэ заранее примирился со своей неудачей, так как речь шла об одном из иностранцев, живших маленькими, замкнутыми группами, члены которых теряли дар речи, зрение и слух, когда смерть выбирала жертву среди них.

Боссюэ нарисовал эту картину в коротких, слегка циничных фразах. Ему предстояло проделать обычную, банальную и бесполезную процедуру, и наша беседа являлась тоже бесполезной, но обязательной ее частью. Порядка ради он возьмет от меня объяснение и вместе с дюжиной других приобщит к делу, которое вскоре навсегда будет погребено в архиве. Разговаривал ли я с Жозефом на вечеринке? Заметил ли я что-нибудь необычное в поведении Жозефа? Боссюэ предполагал, что я бывал в усадьбе и раньше.

Я сообщил лейтенанту то, что он уже знал, — о собаках, об изгороди, которую Жозеф не успел электрифицировать. («Все равно это ничего не дало бы», — заметил Боссюэ, покачав головой.) Я рассказал также и о том, чего он не знал: о предчувствии девушек, что нечто подобное обязательно должно произойти.

Боссюэ делал заметки химическим карандашом в большой записной книжке в кожаном переплете, таком же блестящем, как его портупея, краги и башмаки.

— Еще одно: вы можете сообщить приметы исчезнувшей женщины — Долорес Майоль?

— С чего начать?

— Возраст?

— Пожалуй, около тридцати. Лет двадцать семь — двадцать восемь.

— Рост?

— Метр пятьдесят пять. Метр шестьдесят, не больше.

— Волосы?

— Темно-каштановые, почти черные, очень густые, ниспадающие на плечи. Сбоку, по- моему, локоны, какие они обычно носят. Я имею в виду испанок.

— Глаза?

— Очень черные.

— И очень большие? — высказал предположение Боссюэ.

— Определенно. В общем, у нее тонкие черты лица. Несколько великоватый рот с полными губами. Нос слегка изогнут. Римским его не назовешь, но небольшая горбинка все же есть. Да, еще одна деталь: она всегда носила атласные платья.

— Телосложение?

— Вы бы, очевидно, назвали ее полной.

— Понятно: солидный бюст и широкие бедра, — чуть заметно и сухо улыбаясь, заметил Боссюэ и закрыл записную книжку. — Вы дали точное описание обыкновенной испанской проститутки. Их специально разводят для таких целей. Ну что же, мы сделаем все зависящее от нас.

В комнату вошел Джи Джи и, как обычно, быстро кивнув, направился к телефону. Он дважды подряд неправильно набрал номер, потом вместе со стулом повернулся к нам. Джи Джи, словно адмирал перед битвой, был тщательно одет: темный камвольный костюм, из рукавов которого на нужную ширину выглядывали манжеты с массивными золотыми запонками, солидный золотой перстень и красная гвоздика, как орден.

— Стив, я никак не могу договориться с лейтенантом. Может, вы спросите у него и сообщите мне, почему он заставляет нас держать рабочих-арабов под замком. Мы, безусловно, будем сотрудничать с властями — это само собой разумеется. Но скажите лейтенанту, что я был бы признателен ему, если бы он со всей откровенностью разъяснил, какую цель преследует эта мера. Я ничего не могу от него добиться.

Я передал все это Боссюэ, и тот ответил:

— В сложившейся обстановке нужно быть готовыми ко всему.

Я перевел.

— Да, но чего он ждет? Спросите его, чего он ожидает.

Я спросил.

— Ничего, — ответил Боссюэ.

— То есть примерно того же, чего и я, — отозвался Джи Джи.

— Но, — продолжал Боссюэ, — кое-что может случиться.

— Он говорит, что кое-что может случиться.

— Так что же, ради бога? Вот это я и пытаюсь у него узнать!

— Завтра состоятся похороны, — сказал Боссюэ, припертый наконец к стенке. — Поскольку убит итальянский гангстер, похороны будут необычными. Каждый итальянец, проживающий в Алжире, пришлет цветы и карточку со стихами и ангелочками. Как мне кажется, похороны приобретают особое значение в связи с общим положением в стране. Иначе говоря, соберутся не только все земляки Жозефа из Сицилии, но и члены ассоциации колонистов. Все это будет выглядеть примерно так. Участники похорон по приглашению брата Жозефа, только что выпущенного из тюрьмы в Оране, проведут все утро в доме покойного, где весьма основательно выпьют на пустые желудки. Затем они отправятся на кладбище, будут по очереди с рыданиями подходить к могиле и оплакивать Жозефа. Сильнее всего будут убиваться те, кто больше других ненавидел покойного. Затем они вернутся в дом Жозефа на поминальную трапезу, которая займет у них часа четыре-пять. Перед тем как разойтись по домам, кто-нибудь из них, возможно (повторяю: возможно!), скажет: «Выходит, мы позволяем этим… отделаться легким испугом?» Вот к этому-то мы и должны быть готовы. Допускаю, что ничего подобного не произойдет, хотя бы потому, что мы будем начеку. Но так случалось раньше и, к сожалению, слишком часто.

Я снова перевел.

— Понимаю, — ответил Джи Джи. — Следовательно, он считает, что мы должны держать рабочих в лагере и никуда их не выпускать. По нашему мнению, это никуда не годится. Какое влияние такой запрет окажет на наших новых рабочих, на тех, кто только вчера прибыл к нам? У нас и так из-за рамадана выработка снизилась на три процента. Тем не менее передайте ему, что он может рассчитывать на наше полное содействие… Стив, вы могли бы тактично узнать у лейтенанта, что он намерен предпринять, чтобы уменьшить опасность возникновения беспорядков?

Я тактично осведомился об этом у лейтенанта.

— А мы просто запретим похоронной процессии вступать в город. Мы не сможем запретить людям участвовать в похоронах, но вступать в город запретить можем, потому что это приобретет характер демонстрации, запрещенной военными властями. Капитан Кребс, командующий гарнизоном в отсутствие полковника Латура, выставит на дорогах заграждения, и доступ в Эль-Милию будет закрыт.

— А нужно ли это? Я хочу сказать, достигнет ли это своей цели?

Я перевел вопрос Боссюэ, и он явно заколебался. Мне представилось, что он процеживает вопрос Джи Джи через густую сетку сомнений.

— Возможно.

— Возможно? Давайте-ка внесем ясность. Что значит «возможно»?

— Видите ли, — объяснил Боссюэ. — Лица, желающие вызвать беспорядки, могут, например, проникнуть в город по двое и по трое, и их никак не задержишь. Кроме того, люди, уже находящиеся в городе, могут устроить беспорядки, приурочив их к моменту похорон, и им тоже нельзя помешать.

— Понимаю, понимаю.

— По совести говоря, у нас ни в чем нет уверенности. Поживем — увидим. Готовясь к худшему, будем надеяться на лучшее. — Боссюэ помолчал. — Я хотел бы дать один совет, — продолжал он. — Всем вашим служащим, у которых нет острой необходимости быть в Эль- Милии, я рекомендовал бы завтра не появляться в городе. На всякий случай.

— Снова — «на всякий случай!» — заметил Джи Джи. — Да когда он перестанет твердить одно и то же?