Норман Льюис - Зримая тьма

«И какая ловкость!» — подумал я.

Я добрался до кафе «Спорт» без особых затруднений. Теренс ожидал меня, сидя за столиком на улице. Я незаметно проскользнул мимо него и направился к телефону, чтобы позвонить в лагерь и сообщить Джи Джи о положении дел.

Джи Джи поинтересовался, нет ли в городе волнений.

— Ничего особенного, — сказал я. — Только в арабской части ставят на улицах заграждения. В остальном как будто все в порядке. Множество зевак, вроде нас с Теренсом. На перекрестках установили шлагбаумы, чтобы никто из участников похорон не пробрался в город. Я только что был у одного моего арабского друга и слышал, как звучит наш дар арабской общине. Сначала мне показалось, что это сигнал воздушной тревоги.

— Что ваш друг обо всем этом думает?

— Он думает, что из этого ничего не выйдет.

— Вот как? Послушайте-ка: полчаса назад мне звонил некто Фиоре и выразил уверенность, что я окажу ему содействие в расследовании, которое он ведет от имени комитета гражданской обороны или чего-то в этом роде. Я ответил, что в настоящее время не могу ничего придумать, чтобы оправдать его уверенность. Тогда этот тип сказал, что, учитывая ряд заявлений о причастности некоторых наших арабских рабочих к делу об убийстве Жозефа, он просит принять его, с тем чтобы лично представить мне свои полномочия, и надеется, что я не буду возражать против проведения расследования в лагере. Как вам это нравится? Фиоре добавил, что ему неприятно оказывать на нас давление. Я ответил, что никакое давление здесь не поможет. Мне так и не удалось отделаться от этого фрукта. Он похож на тех типов, что подходят к вам на улицах городов, вроде Порт-Саида, и зазывают на порнографический фильм. В общем, мне кажется, что он все-таки явится. Как только Фиоре повесил трубку, я позвонил Боссюэ; вся эта история ему не понравилась. Он связался со штабом Латура, и тот обещал на всякий случай прислать сюда капрала и пару солдат. Когда вы думаете вернуться?

— После кино, около четырех. Это в том случае, если мы пойдем в кино. Мы хотели посмотреть «Леди Четтерли» сразу после Мэри и ее подопечных.

— Она с ума сошла. Обязательно выберет для кино самое неподходящее время. Если увидите Мэри, попросите ее, пожалуйста, в качестве личного одолжения мне, немедленно вернуться домой. Просто не могу понять, почему вас всех именно сегодня потянуло в этот городишко.

— Если я ее увижу, тут же пошлю домой. В конце концов, можно и не ходить в кино. Посмотрю, как обернутся дела.

Я вышел из кафе и подсел к Теренсу. У него были голубые глаза, гладкая кожа и правильный профиль, как у странствующего рыцаря с картины какого-нибудь прерафаэлита. Из-под коротких штанов виднелись молочно-белые колени. Он то и дело хлопал по столу мухобойкой из конского волоса. Я заметил, как два француза в темных костюмах, сидевшие за нашим столиком, обменялись ироническими взглядами.

Теперь в кафе прибавилось мужчин в темных костюмах; у некоторых на рукавах были черные повязки. Женщин совсем не было видно.

За нашим столиком сидели два смуглых, седеющих француза; у одного из них лицо было туповатое и добродушное, у другого худощавое и бледное, с горькой усмешкой, Выглядели они, как крестьяне на свадьбе. Я вспомнил, что одного из них — с туповатым лицом — встречал раньше. Ему принадлежал магазин охотничьих принадлежностей в Либревиле, он отлично разбирался в охоте на кабанов и снабжал ружьями, собаками и проводниками-арабами служащих лагеря, пробовавших свои силы в этом виде спорта. Француз поднял глаза, и мы, как знакомые, слегка улыбнулись и поклонились друг другу. Итак, люди приехали даже из Либревиля посмотреть на эту забаву, подумал я. Вот почему здесь столько незнакомых лиц. И должно быть, приехали они еще вчера вечером — иначе их задержали бы у шлагбаума на дороге. А может быть, они прибыли поездом, который ходит два раза в неделю? Видимо, никто не подумал принять меры против необычного наплыва гостей с утренним поездом, который приходил как раз в этот день.

Теренса изводили мухи.

— Не понимаю, неужели нельзя что-нибудь сделать? — Он снова ударил по столу хлопушкой.

— Подождите, то ли еще будет через месяц, — сказал я.

— Но нельзя же допускать такого безобразия. Почему никто не берется за это дело? Всему виной страшное безразличие. Боже мой, весь город провонял! А этому-то чего надо?

Я поднял глаза. В нескольких шагах от нашего столика, на мостовой, стоял местный дурачок и смотрел на нас с выжидающей улыбкой на глупом, младенческом лице. Одетый в отрепья, он выглядел как персонаж из фильма, поставленного по рассказу Мопассана. На нем была матросская фуфайка с поперечными полосами, исчисляющая свои дни чуть ли не с девятисотого года, нелепая яркая спортивная куртка с рукавами, не доходящими до локтей, и соломенная шляпа. Одну руку он держал в кармане куртки. Я знал, что этот человек может так стоять, не шевелясь, бессмысленно улыбаясь и кивая нам своей большой головой, полчаса, а если потребуется, то и час.

— Мой дорогой друг, — сказал я, — это известный всему городу аттракцион. Парень хочет позабавить вас своим номером.

Кроме дурачка, на улице не было ни одного араба.

— Скажите ему, чтобы он убирался, — сказал Теренс. — Allez-vouz-en! [8] Убирайтесь! (франц.). — приказал он дурачку, который вместо ответа еще ближе подошел к нам. Из угла его рта потекла струйка слюны.

— Он не уйдет, пока не покажет свой номер. Разве вы не слышали о нем? Это местная знаменитость. Знаете, что у него в кармане? Живая мышь. Он хочет проглотить ее для вас. Этот парень глотает мышей за скромное вознаграждение в двадцать франков. Иногда, прежде чем проглотить мышь, он позволяет ей несколько раз высунуть голову изо рта.

— Господи! Какая мерзость! Меня уже тошнит.

Торговец охотничьими принадлежностями заметил дурачка и поманил его легким кивком головы.

— Поди сюда!

Дурачок, торопливо шаркая ногами, подошел к столу. При всем своем слабоумии он не был лишен профессиональной гордости.

— Покажи-ка мне, — приказал француз.

Дурачок протянул нам кулак, поджал губы

и ласково пискнул по-птичьи. В то же мгновение в его руке между большим и согнутым указательным пальцами появилась маленькая острая мордочка.

Торговец кивнул.

— Мышь, — пояснил он своему приятелю. — Эти идиоты глотают мышей за двадцать франков. В Либревиле тоже есть такой.

— Отвратительные типы, — бесстрастно произнес человек с худощавым лицом, словно повторяя общепризнанную истину. Таким же самым тоном он мог сказать, что эти люди принадлежат к семитской расе или что они обрезанные. — Ты — гадина. Слышишь? — добавил он, обращаясь к дурачку.