Норман Льюис - Зримая тьма

— Что это, по-вашему? — спросил Теренс.

— Где?

— Ниже кладбища, правее. По ту сторону желтого поля.

Я еще раньше заметил в поле людей и принял их за крестьян, сажающих картофель. Но теперь, когда они подошли значительно ближе, я понял, что эти люди двигаются гораздо быстрее, чем крестьяне, работающие в поле. К тому же их было слишком много, человек сто пятьдесят — двести, приближались они неровной, колеблющейся линией и через десять— пятнадцать минут должны были подойти к первому из белых домиков, ютящихся внизу на склонах.

— Они хотят взять город с тыла! — воскликнул я.

Возле преграждающего дорогу шеста, лежащего на двух бочках, нас остановили. По нашу сторону заграждения стояли солдаты, по другую — люди в черных костюмах и их автомобили. Руководил этими людьми типичный спекулянт — мужчина с лоснящимися, гладко прилизанными волосами, с бегающими рыбьими глазами и со свежевыросшей синей щетиной на напудренных щеках. На нем были часы с браслетом, похожим на золотой наручник. Он одарял солдат фальшивыми улыбками. Солдаты смущенно отворачивались от него, словно от полуобнаженной красотки, заманивающей их из-за закрытых решетками окон публичного дома.

— Мой друг генерал… — говорил человек в черном, и улыбка на его лице то появлялась, то исчезала, как у младенца, который морщится от ветра. Он протягивал какую-то бумагу, не то письмо, не то пропуск, и стучал наманикюренным пальцем по стоявшей на ней печати. Низкорослые розовощекие солдаты сутулились и отмалчивались.

— Послушайте-ка, старина! — обратился человек в черном к усталому, равнодушному сержанту в роговых очках и с черным пятнышком усов над верхней губой. Сержант повернулся к нему спиной и направился к нам.

— К сожалению, пока не могу вас пропустить. Вы только попадете в пробку на дороге. Тут должно подойти еще машин пятьдесят. Как только мы отделаемся от них, вы сможете ехать.

Я начал было рассказывать сержанту о том, что мы видели на повороте возле холма, но это не произвело на него никакого впечатления.

— Они попусту теряют время. Им хочется пристукнуть кое-кого из этих ублюдков, но они не найдут ни одного араба, когда попадут в город. Мы трудились весь вчерашний день и всю ночь, чтобы загнать жителей за проволоку. Без танков им не прорваться.

По орденским ленточкам сержанта я понял, что он потерял способность волноваться еще несколько лет назад в дельте Красной реки.

Из полицейской машины с радиоустановкой вылез жандарм и присоединился к нам.

— Господа, вы были в городе во время беспорядков?

Я ответил утвердительно.

— Всему виной климат, — сказал жандарм. Он поджал губы и несколько раз нервно мигнул. В его озабоченном взгляде было что-то напоминавшее Теренса.

— Нас было человек пятнадцать, — продолжал жандарм— не больше. Мы охотились за арабами по всему городу. Сказать вам, что за всем этим кроется? Больная печень. Я авторитетно утверждаю это, потому что мой брат доктор. Когда вы приезжаете сюда, ваша печень сначала действует как полагается. Но вот проходит несколько лет, и она разрушается. Вы остаетесь совсем без печени. И знаете почему? — Он обратился к Теренсу, и тот отрицательно покачал головой. — Во-первых, спиртное. Все это беспробудное пьянство, а затем недостаток движения, так как люди все время сидят, и организм этого не выдерживает. Когда вскрывают людей в здешней больнице — неважно по какой причине, — всегда обнаруживают одно и то же: печень исчезла. И что же находят вместо нее? Кусок грязной старой губки — больше ничего. Вот почему здесь такие люди. Слава богу, я из другой части света.

По ту сторону заграждения выстроилось около дюжины штатских, и всякий раз, когда сержант или жандарм поворачивали голову, они принимались махать руками, свистеть и щелкать пальцами, чтобы привлечь их внимание.

— Да, да, губки, — продолжал жандарм. — Куски грязной старой губки. Это вполне может случиться с каждым, достаточно только прожить здесь лет десять.

— Ну, мое терпение, кажется, кончается, — сказал сержант. — Почему бы не приказать им разойтись? Вопрос в том, представляют они незаконное сборище или нет.

— Если мы объявим, что это незаконное сборище, то так оно и будет. Пойдем скажем, чтобы они расходились.

Сержант и жандарм повернулись и, приняв властное выражение лица, с деланным безразличием медленно направились к толпе. Солдаты ковыряли носками дорожную пыль и искоса наблюдали за происходящим.

— Ну вот что, — сказал сержант. — Хватит. Понятно? Хватит! Вы нам надоели. Мы сыты по горло. Отправляйтесь-ка к своим машинам, заводите моторы и убирайтесь отсюда.

— Я друг генерала! — воскликнул человек с бумагой. Он скалил зубы и механически размахивал бумагой, как флажком на празднике. Стоявший рядом низенький мужчина, в не по росту длинных брюках, с хохолком, как у клоуна, и как будто приклеенным носом, свирепо проговорил:

— Это дорога общего пользования, открытая для всех. Мы хотим здесь немного подождать. Мы тоже знаем свои права. А они пусть проезжают, — добавил он, указывая на нас. — Мы их не задерживаем. Места на дороге хватит.

Они заспорили. Коротыш выдвигал возражения, как самоуверенный адвокат, хихикая и хорохорясь, когда, как ему казалось, он выигрывал в споре очко. Пока они спорили, я заметил, как изменились лица остальных. Собравшиеся теперь смотрели мимо нас, как смотрят зрители театра на сцену в ту минуту, когда поднимается занавес, поглощенные скрытым, но ожидаемым ими зрелищем — зрелищем, ради которого они собрались. Позади, где стояли машины, какой- то мужчина осторожно снял башмаки и забрался на крыло своего «ситроена», чтобы лучше видеть все, что происходит. Человек с бумагой свернул ее и тщательно запрятал в карман. Он больше не улыбался.

Мы все повернулись.

Сначала я ничего не заметил. Потом очертания Эль-Милии зарябили, словно отражение в пруду, в который бросили камень. И тогда я увидел, что все аисты сразу поднялись в воздух и кружат в небе, образовав нежный, колыхающийся белый купол.

— Посмотрите на аистов! — воскликнул Теренс. — Что с ними случилось?

Каждый аист описывал узкий круг в общем водовороте летающих птиц, похожем на низкое белое облако. Наверное, птицы, подумал я, кружатся над своими гнездами.

— Да их тут тысячи! — поразился Теренс. — Никогда не думал, что здесь столько аистов. Они, как видно, чем-то напуганы.

Силуэты зданий отеля «Нормандия», вокзала и мэрии, расположенных между двумя холмами, снова заколыхались и тут же затянулись синеватой пеленой, среди которой часто мелькали языки пламени. Аисты кружились, падали вниз и снова взмывали в небо.

Сержант стоял рядом со мной.

— Подожгли арабскую часть города, — проговорил он. — Жгут арабские кварталы. — Сержант говорил так, словно речь шла о каком-то событии из далекого прошлого или о чем-то предопределенном роком. Он снял очки, протер их и снова надел, с видом знатока изучая представшую перед нами картину. В это время над домами арабов слева от центра города внезапно повисла серая завеса. В дыму взлетали головешки и вспыхивали яркие огоньки, неистовые и страшные в своей живучести. Казалось, грязный поток дыма вырвался из-под земли и устремился вверх, выбрасывая в небо свои нечистоты.