Александр Лаврик - В долине белых черемух

«Грива от дождя отрастает, хвост еще быстрее,- рассуждал Кирька, глядя на обезображенную голову Арфы, и горестно думал, что нет таких дождей, от которых отрастали бы уши.- Быть взбучке. Опозорит батя на весь прииск».

Все еще волнуясь, старик подцепил к седлу Магана бечеву и махнул рукой:

- Ехай мало-мало туда, все сказывай буду.

Сразу за поворотом реки рос по берегу молоденький густой краснотал. Не доезжая зарослей, старик остановил коня и поманил остальных к себе. Когда все подошли, Кыллахов указал на куст, что был погуще и повыше других. Там оказался замаскирован настороженный лук. Старик сходил вынул стрелу, срубил ножом талину, к которой был привязан лук, и вручил Сергею.

- Судить будем,- пояснил Кыллахов.- Так высоко на медведя или на лося не ставит самострелы. Хотели человека стрелять. Не оправдаются поганые, закон спросит.

Первым пошел за проводником Шатров, вдогонку кинулась Наташа, потом все остальные. В кустах отпечатались только оленьи следы.

- Олень настораживал самострел,- пошутил Кыллахов и, видя недоуменные взгляды, пояснил; - Хитрый старый зверь, свой след прятал, верхом привязывал лук.

У воды проводник ткнул пальцем в песок и лукаво улыбнулся:

- Тут ошибку дали.

В песке, почти смытые волнами, виднелись отпечатки, по которым трудно было догадаться, что это следы человеческих ног. Парни присматривались и только пожимали плечами.

- Русский старик шел, шибко пятку продавливал,- расшифровывал вслух Кыллахов.- Молодой легко ходит, а охотник-эвенк совсем легко.

Девушки стояли в обнимку, слушали Кыллахова, и в их глазах растерянность постепенно уступала место любопытству.

- Седая старуха тоже здесь пакостила,- вглядываясь в отпечаток следа поменьше, повествовал проводник и в доказательство достал из воды пепельный волос. Оглядев и даже понюхав его, добавил: - Волос совсем мертвый. Ходит старая в кожаном, курит и вся рыбой провоняла. Однако, на озерах живут поганые…

- Вы как Шерлок Холмс разгадываете,- высказала свое восхищение Зоя.

Кыллахов чуть прищурил и без того узенькие глаза и, хотя похвала ему польстила, ответил с характерной якутской подначкой:

- Зачем сравниваешь с Шерлоком? Я только маленький таежный якут!

Осмотрев в руках Сергея ветку с привязанным к ней деревянным луком, Ксенофонт сделал еще одно открытие:

- Глядите, как привязан. Нитка спутана так себе. Старуха совсем слепая.

Снова нагнувшись над отпечатком на песке, Ксенофонт даже отпрянул.

- Оксе! (Вот как!)-воскликнул он.- Этот след с левой ступней внутрь я когда-то видел. Шибко давно встречал. Вспомните, мои старые глаза, где вы приметили первый раз?

- Н-не в кусты ли попрятались эти «охотнички»? - поинтересовался Кирька, озираясь с опаской и в то же время стараясь не подать виду, что робеет.

- В Ярхадану нырнули, прячут свою дорогу,- объяснил Ксенофонт.- Может, с того берега со скалы нас разглядывают.

Всем стало как-то неуютно: кому хочется быть мишенью? Следовало перебраться с открытого берега в кусты. Проводник так и посоветовал. Перетаскали вещи на опушку, палатки пристроили за кустами. И тут по настоянию проводника устроили соревнования по стрельбе. Он предложил выставить фанерный ящик. А сам стрелял из мало-пульки в лезвие охотничьего ножа. Для доказательства, что попасть в лезвие не так трудно, он дважды выстрелил, и дважды нашли рассеченные пульки. Но остальным по-чему-то не удавалось, только Кирька Метелкин угадал в рукоятку и раскрошил ее.

- В страхе и жук может показаться медведем,- сказал перед вечером Кыллахов.- Бояться не будем. Мы здесь хозяева.

Сергей предложил постоять всем парням ночью в дозоре. Но Ксенофонт отговорил. Во время стрельбы выяснилось, что Орлецкий близорук, и его следовало оставить с девушками в палатках. Старик на коне сам останется охранять этот берег. Сергею, Кирьке и Рому, как стемнеет, лучше всего перебраться в дощанике на противоположный берег и притаиться в кустах под скалой.

- Б-бить наповал или «языка» т-тащить?-деловито поинтересовался Кирька.

- Зачем стрелять,- спокойно ответил Ксенофонт.- Изловите ловкостью.

- П-посмотрим п-по их поведению,- храбрился Кирька.

С гор плыли на тайгу темные дымчатые облака, края их расползались и заволакивали распадки мглой. Похмурела и притихла тайга. Не увидеть теперь замаскированную в кустах палатку и за двадцать шагов. Костер развели далеко в стороне, для вида повесили на тагане ведро с водой. У костра никого, только иногда появляется Кыллахов. Он оставляет коня в кустах, подбрасывает поленья и снова садится в седло, скачет по перелеску, опоясывая полукруг вблизи стоянки.

Пес Ытыс лежит у входа в палатку, закрыв глаза, слушает непонятную ему речь. Но чутьем он понимает, что эта настороженность не случайна и не напрасно хозяин приказал лежать здесь: верно, ожидают, что появится черный мохнатый зверь - эгэ. Но ведь у Ытыса уже не те резвые лапы, и давно шатаются клыки. Единственно, на что он способен,- это умереть в схватке, дав людям несколько мгновений, чтобы навести ружье. Ытыс сможет… Что еще сможет, пес не додумал - он заснул глухо, по-стариковски…

У входа в палатку, держа ружье между колен, сидел Орлецкий. Он щурил глаза на свечку, привязанную к колышку, и прислушивался к шорохам в кустах.

- Неужели мы куклы с тобой?-обратилась Наташа к Зое.- Почему нас не взяли в дозор? - Орлецкий нас окарауливает, как овечек. Что уж мы такие трусихи? Я пойду.

- Боже мой! Ты меня хочешь свести с ума,- взмолилась Зоя.

- Тогда давайте песни петь,- предложила Наташа.

- Чтобы бандитам себя выдать? - с усмешкой спросил Орлецкий.

Томительное и долгое молчание воцарилось в палатке. Яснее доносится шелест листвы на березках, всплески волн под кручей. Лицо у Наташи грустное и задумчивое. Она думает и старается представить, чем в этот веч»ер заняты мама Шура и папа Саня. Вспомнились два портрета над кроватью, приготовленной для нее. Военный с двумя шпалами в петлицах упрямо смотрит ясными смелыми глазами. На другом портрете совсем молоденькая женщина с двумя жгутами черных кос, таких же, как у Наташи. Вопреки всем модам, Наташа сохраняет косы, чтобы походить на ту женщину.

- Хотите, я расскажу одну военную историю? - тряхнув косами, спросила Наташа.

Зоя промолчала, Вадим неопределенно пожал плечами: «Если так хочется, пожалуйста, займи время».

- Жили-были на маленькой заставе над Бугом начальник заставы Степан Прутько и его молодая жена Наталья. И была у них дочь, которую суровый командир в честь любимой жены тоже назвал Наталкой.

- Ты сбиваешься на сказовый лад,- заметила Зоя.

- Это она старика наслушалась,- сказал Орлецкий.

- Не спорю, возможно, так,- мягко согласилась Наташа и дрогнувшим голосом продолжала: - На рассвете двадцать второго июня сорок первого года на заставе взорвались первые бомбы. Хлынули фашистские танки с пехотой на броне. Завязался неравный бой.