Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

В этот момент они проходили заросли кустарника, среди которых виднелись покосившиеся надгробия, и у Максвелла возникло опасение, что сейчас польются сентиментальные излияния. Но Бите сдержался и, оправившись от волнения сказал:

— Тихо, верно? Можно бывать здесь десятки раз и не встретить ни души.

— Однако в данный момент вон там что-то все-таки происходит, — сказал Максвел.

До него доходили далекие звуки радостных приветствий и редкие вскрики отдельных голосов.

— Это что, скачки? Или нелегальный бой быков?

— Вы сейчас сами увидите.

Бигс и Максвел пробрались сквозь густую поросль и вышли снова на солнечный свет. Максвел обвел взглядом ровную площадку величиной с футбольное поле, бурлившую неистовой деятельностью людей. Мужчины в солдатских комбинезонах карабкались, как обезьяны, по высоким дощатым стенкам. Некоторые ползали по-пластунски под натянутыми веревками, а другие крались, готовясь атаковать территорию, усеянную устрашающими препятствиями.

Взвод солдат в черной форме твердо вышагивал по направлению к ним, впереди знаменосец, сбоку офицер с саблей на изготовку. Сейчас они проходили мимо группы зрителей: мужчин и женщин с носовыми платками (от солнца) на головах. Раздался взрыв приветствий. Знамя, розовое, с Железным крестом, орлами и свастиками, приподнялось в салюте, и солнце остро вспыхнуло на железе и серебре оружия и воинских эмблем.

— Это занятия кондоровцев, — сказал Бигс, прикрыв рукой глаза от солнца. — Вот такое происходит два раза в неделю.

— Странное зрелище, верно? — сказал Максвел. — А сколько их в этих краях? Наверно, сотен пять на всю страну.

— Возможно. В прошлом году было только около ста. На будущий может стать и пять тысяч. Рак начинается с одной клетки.

— Я видел нечто подобное и раньше, по не думаю, что стоит из-за этого беспокоиться. Просто группка фанатиков, не более.

Их вторжение на территорию кондоровцев было замечено. Волкодав, пущенный невидимым вожатым, несся по направлению к ним, но раздался свист, и пес побежал обратно. Следом появился молодой человек в черной форме, быстрой трусцой подошел к ним и отдал честь.

Максвел внимательно оглядел его, на секунду взгляд был полностью поглощен видом различных символов военной власти и иллюзий: эполеты, нашейные и нагрудные знаки, нашивки на обшлагах, звездочки на погонах, дубовые листья и аксельбанты. За спиной этого человека уже стихли приветственные крики, но зрители все еще как загипнотизированные провожали марширующих солдат взглядами, полными любви.

— Джентльмены, могу я быть вам чем-нибудь полезен?

— Нет, не думаю, — любезно ответил Инге. Мы просто решили понаблюдать ваши военные игры. Довольно впечатляющее зрелище.

Взгляд, которым он им ответил, был холоди и, но открыт.

— Ну желаю вам приятно провести время Я офицер отдела информации. Если вам потребуются какие нибудь объяснения, я с готовностью их дам. Он снова отдал честь, повернулся и затрусил прочь.

— Что у них за форма? — спросил Максвел. — СС?

— Кажется, всего понемногу. Гвардейским полк. Части «Мертвая голова». Танковые войска. Они нацепляют все, что им понравится. Вы узнали этого парня?

— Да, что-то знакомое.

— Его отец управляет «Киркеллером». Когда парень занят с кружками пива, его и не заметишь. Он там ничто. Зато как обер-лейтенант у кондоровцев он очень большой человек. Даже ростом ом кажется дюйма на два выше, чем когда в штатском разносит пиво. Вот для чего существует военная форма.

— Да, в этом есть доля истины.

— Мы смеемся над разукрашенными мундирами. А эти люди нет. В этом одна из причин, почему они тик хорошо пришлись в Южной Америке. У них и этой стране тридцать или сорок сельскохозяйственных корпораций средней величины, не говоря ужо о «Гезельшафте», и вряд ли найдется хоть одна из них, откуда бы не было двух-трех мальчиков в учебном лагере «Кондона». У меня есть один приятель из немцев, он мне нее объяснил. «Какая разница, — говорил он. — Главное, там хорошая тренировка на открытом воздухе. Полезно для здоровья. Закаляет парией, не дает им свихнуться и учит уважению к старшим». А он далеко не нацист, отнюдь нет, однако, если бы он сам имел сына, он бы не колеблясь послал его к кондоровцам, чтобы они сделали из него мужчину.

— Но на самом деле, Карлтон, что здесь такого. Подумаешь, какая-то горстка подростков играет в солдат в глуши, вдали от посторонних глаз. У них просто желание уйти от этой реальной жизни. Помню, в каком-то номере «Санди Мэгезин» читал про группу французов из средних слоев, которые одевались как техасцы, носили при себе оружие, а выходные дни проводили в пригороде Парижа, который подделали под ранчо. Честно говоря, во всем этом больше смешного, чем зловещего.

— Я боялся, что вы встанете на эту точку зрения, — сказал Бигс. — Как-то еще мальчиком я оказался в Берлине в то время, когда там только зарождался нацизм. В то время Гитлер и его молодчики были всего лишь скрывающимся от полиции сбродом. А немного позже кто-то надел на них форму, и наши газеты начали сообщать, что они хорошие парни… Максвел, даю вам самый разумный совет, который вы вряд ли услышите от кого-нибудь еще: вы становитесь все больше связанным с этими вашими приятелями из «Гезельшафта», а они ничего хорошего вам не принесут.

Бигс и Максвел повернули обратно, прошли по краю заросшей деревьями полосы и зашагали по направлению к древней церкви; когда-то с ее башен местные жители отбивали атаки бразильских захватчиков, пробиравшихся сюда лесом.

— Дорогой мой, — сказал Бигс, — спасибо, что свозили меня сюда. Стыдно признаться, но впечатления от этой прогулки меня взбодрили. Несмотря на нынешние события, я утешаю себя мыслью, что смог увидеть и узнать все лучшее в этой стране и, наверное, уезжаю отсюда в самое время,

Рассвет начинался в половине шестого, и Максвел привык в этот час пить утренний кофе, поэтому он мог, никуда не спеша, сидеть перед большим окном, прозрачным только наружу, и наблюдать, как пробуждается жизнь в его саду.

Тропики в том виде, в каком они преподносятся владельцу кондиционированного дома, представляют собой восхитительное зрелище, из которого убрано все неприятное. Максвел мог наслаждаться созерцанием самых разных форм живой природы, и, пожалуй, не было лучшего или более удобного способа делать это, чем в столь непосредственной близости, какую предоставляло ему кресло около огромного окна. Единственным недостатком было то, что наиболее редкие и занимательные экземпляры птиц и животных не доверяли ровно подстриженным и ухоженным газонам, предпочитая заросли джунглей, которые и каких- нибудь двухстах шагах за высокой проволочной оградой вымирали от бесцеремонного вмешательства извне.