Норман Льюис - Вулканы над нами

Мне кажется, я довольно верно рассказал о Гвадалупе и о том, чего следует ожидать приезжему. Правда, я коснулся лишь того, что могло заинтересовать Эрнандеса, и не упомянул, что плантаторы приезжали в жаркий сезон в Гвадалупу, чтобы насладиться свежим воздухом, что озеро, до которого от города было всего час езды, считалось одним из красивейших во всей Центральной Америке. Гвадалупа расположена на высоте в семь тысяч футов над уровнем моря. Все двенадцать месяцев в году погода в Гвадалупе изумительно хороша; окрестности очаровательны; правда, в их прелести есть что-то неземное: слишком тихо и грустно. Каждому, кто приезжает в Гвадалупу, приходит в голову, что было бы неплохо остаться здесь до конца жизни, но почему-то никто этого не делает, и превратить Гвадалупу в гватемальскую Матлок Спа [8] Старейший английский климатический курорт. не удалось. Индейцы здесь мало живописны. Я старался припомнить что-нибудь, что могло бы заинтересовать Эрнандеса, и подумал о церкви.

— Там есть церковь, — сказал я, — которая вам понравится. Я не специалист, но те, кто интересуется архитектурой барокко, находят в ней много замечательного. Боюсь, что не сумею вам рассказать, что именно.

— Значит, они все-таки христиане? — спросил Эрнандес.

— Отнюдь нет, — сказал я. — То есть я имею в виду индейцев. Они были крещены в свое время и формально считались христианами, но лет сорок — пятьдесят тому назад они прогнали священников и захватили церковь.

Сейчас белые туда не ходят. Индейцы совершают там свои обряды, и белым это не нравится.

Индейцы тоже не любят, чтобы белые показывались в церкви. Несколько лет тому назад, когда я здесь жил, одного белого пырнули ножом, когда он пытался сфотографировать их пляски или как это там у них зовется. Лучше не связываться.

Эрнандес отложил свой журнал и задумался.

— Незавидное местечко. А? — сказал он.

Мы приехали в Гвадалупу во второй половине дня. Я спросил об известных мне отелях; они закрылись. Тогда, расставшись с Эрнандесом, у которого было письмо к каким-то друзьям его родителей, я отправился в довольно скромный пансион в переулочке, знакомый мне еще по прежним временам, снял там комнату и умылся. Потом, пропустив стаканчик, я пошел побродить по городу.

На первый взгляд Гвадалупа не переменилась, я не заметил каких-либо признаков неблагополучия. Лавочки, принадлежавшие л адино, торговали. Там, где бывало тихо, было тихо и сейчас, а там, где бывало шумно, и сейчас стоял сильный шум; все, кого я ни встречал, были заняты тем же самым, чем они занимались — по моим воспоминаниям — в это время дня всю свою жизнь.

Говоря о Гвадалупе, нужно помнить, что это город, населенный ладино. В Гватемале всего один или два города, за исключением столицы, которые считаются «белыми»; в горах немало деревень с чисто индейским населением; большинство же городков, вроде Гвадалупы, населены ладино, креолами, в жилах которых смешалась кровь двух рас и которые ведут свое происхождение от давних времен. Ладино в большинстве смуглы и недурны собой. Они одеваются по-европейски; если хватает средств, то и по последней моде; всегда предпочтут ехать, нежели идти пешком; не любят заниматься физическим трудом; совершают свой вечерний променад в установленные часы и в установленном месте; дают за дочерьми хорошее приданое; любят потолковать о политике и умеют копить деньги. Бездонная пропасть отделяет их от индейцев, часть крови которых течет в их жилах.

В Гвадалупе ладино живут среди памятников великого прошлого, ничуть не думая об этом. Гвадалупа — город царственных развалин, поблекшей позолоты, былого величия.

Старинные каменные дома стоят за глухими оградами; редко прорезанные окна скрыты массивными решетками, — в огромные двери всадник мог бы въехать, не слезая с коня. Центральная площадь, называемая пласа , обрамлена замечательными зданиями колониальной архитектуры; среди них выделяется церковь, которую можно принять за собор. В городе много других улиц и площадей, но улицы узки и дурно вымощены, а площади теряются среди развалин украшенных высеченными из камня орнаментальными щитами вымерших аристократических родов.

В городе много лавок и распивочных заведений, называемых кантинами; все они одноэтажные и покрашены в самые кричащие цвета. Лавки расписаны по фасаду драматизированными изображениями товаров. С фасада мясной лавки на вас бросается бык, пригнув голову и раздув ноздри; на фасаде кантины под вывеской «Благородный гость» изображен американец в широкополой шляпе, который, не вылезая из своего джипа, опорожняет поднесенный ему стакан виски. Церковь на площади — та самая, из которой индейцы изгнали священников. Это случилось, когда в Гвадалупе индейцев было намного больше, чем ладино. Церковь словно укутана в складки из светло-желтого песчаника; прямоугольная звонница несколько раз страдала от землетрясений;на ней виднеется большой позеленевший колокол.

Когда я вышел на пласа , было уже около восьми часов. Солнце село, владельцы лавок, сопровождаемые женами, детыми и нянькамииндианками, выряженными в платья с оборками и бантиками, шли по площади, совершая свой предобеденный променад. Они шли все в одном направлении и огибали площадь на три четверти; когда же голова процессии достигала определенного пункта, вся процессия поворачивала и следовала обратно; это походило на движения маятника, осью которого в данном случае служил памятник Свободы. Знакомый грохот несся из распахнутых дверей двух к анютин: «Бьюсь об заклад» и «Ты да я», которые расположены прямо за углом на улице, выходящей на пласа, и знамениты своими мощными радиолами-автоматами, замолкающими только в том случае, если в городе выключено электричество.

Я успел дважды пройтись по главной улице под тихим блистающим зеленовато-синим куполом неба, когда до меня наконец дошло, что именно переменилось в городе. Исчезли индейцы. Кто-то устроил в городе чистку и вымел прочь все индейские хижины из самана и соломенных циновок. Не было индейцев, завернутых в одеяла, которые сидели и лежали у стен на каждой улице. Жители города избавились от этих индейцев, вечно пьяных, молчаливых, не желающих иметь с ними дела. Единственные индейцы, которых я сегодня увидел, стояли на церковной паперти; готовясь войти в церковь, они размахивали кадилами и громко, словно разговаривая между собой, возносили молитвы богам.

Эта перемена, происшедшая в Гвадалупе за пять лет моего отсутствия, была во многом типичной для того, что происходит в стране, но здесь кто-то позаботился убыстрить вековой ход истории. Индейцы исчезают. Они молча отступают, вымирают или превращаются в ладино.