Владимир Матвеев - Золотой поезд. Повесть

Дома Ребров и Шатрова, никем не замеченные, прошли в свою комнату. За стеной слышалось несколько громких голосов. Один из них - незнакомый.

- Чего это они там расшумелись? - прислушалась Валя.

- Наверное, спорят о пустяках. Лучше давай посчитаем, сколько денег осталось у нас.

- Постой, Ребров, это становится интересным, - снова остановила Валя Реброва и подошла ближе к стене.

- Вы мне ответите! - вдруг прокричал незнакомый голос. - Ваш сын обокрал мою дочь. Выманил у меня векселя, обещал жениться и до сих пор тянет со свадьбой. Я спрашиваю вас: будет свадьба или нет?

- Да тише вы, сумасшедший человек, - отвечал придушенным шепотом хозяин, - кругом все слышно. Ведь не я же обещал жениться на вашей Татьяне. Поговорите сами с моим сыном: он уже взрослый.

- Мне плевать! Пусть все слышат, как он обворовывал нас. Я ему припомню эту подлость и вам тоже, - снова прокричал резкий голос, и дверь с силой хлопнула о косяк.

- Вот еще заварилась каша, - недовольно пробормотал Ребров, - чего доброго, попадем в свидетели.

Но он ошибся, до самого вечера в квартире было тихо. Лишь около семи часов вечера в комнату постучал хозяйский сын:

- Валентина Николаевна, берите мужа, пойдемте в Харитоновский сад: там сегодня большое гулянье в пользу чехов.

- Отказаться неловко, - шепчет Реброву Валя и кричит за дверь: - Хорошо, идем!

В Харитоновском саду по аллеям гуляют дамы и офицеры. Пары идут бесконечной лентой по тенистым аллеям сада, и никто не сказал бы, глядя на них, что еще вчера они переживали грозную революцию. А там, около Верхне-Исетского завода, где высоко приподнят конец города, белеют стены екатеринбургской тюрьмы. В нее то и дело ведут арестованных. Из нее же уводят только на расстрел.

Хозяйский сын доволен сегодняшним днем. Он громко смеется и что-то говорит Вале, он не слышит вопроса Реброва: «Как ваши лесные операции, Кузьма Иванович?» - и продолжает что-то рассказывать своей спутнице.

Ребров не мешает. Он зорко вглядывается в прохожих, порой они ему кажутся знакомыми, но он успокаивает себя тем, что это только кажется. Так бывает всегда, когда прячешься. Но вот встречный офицер, с перетянутой талией, действительно кого-то напомнил Реброву. «Почему он так пристально посмотрел на меня? - думает Ребров. - Где я его видал?» Офицер еще раз оглянулся. Острый ястребиный профиль был хорошо знаком Реброву.

«Да ведь это Долов, - вспомнил он. - Неужели узнал?»

- Пойдем сюда, - Ребров резко взял за руку Валю и почти толкнул ее в боковую аллею. Кузьма Иванович остался на мгновение стоять на месте, продолжая все еще говорить, потом рысцой догнал Реброва.

- Василий Михайлович, что это вы нас напугали? Я думал, что-то случилось?

- Ничего особенного, Кузьма Иванович. Вижу, что вы меня совсем забыли. Не пора ли домой?

- Да, пожалуй. Я немного устала, - сказала Валя. - Вы, наверное, ведь останетесь на концерт?

Хозяйский сын вежливо раскланялся и поцеловал руку Вали.

- Кто это был, Ребров? - спросила Шатрова, как только Кузьма Иванович отошел.

- Долов. Он был начальником гарнизона в Екатеринбурге. Перебежал к чехам, сволочь.

- Завтра снова пойду на вокзал. Может быть, чешские коменданты будут покладистее, - сказала Валя.

Но на другой и на третий день на станции Вале отвечали по-старому:

- Сообщение прервано, мадмуазель, мосты взорваны.

Ребров каждый день с утра уходил в город. Он тщательно обдумывал вопрос, как связаться с товарищами: «Переехать в ближайший завод, поступить на работу? Покажется подозрительно. Пойти в профсоюзы, существующие в городе? Опасно, можно наскочить на знакомых меньшевиков. Работать в кооперации? Там эсеры…»

Знакомые дома, недавно гостеприимно открывавшие двери перед Ребровым, теперь чужды и враждебны. Там, где помещался железнодорожный райком коммунистической партии, - теперь белая разведка. В здании городского совета - центральная комендатура. В особняке Поклевского-Козелл - штаб белой гвардии. В епархиальном училище, где была академия, - чешская воинская часть. И только в женском монастыре все по-прежнему: у ворот монашки и оглушительный звон на колокольне.

«Неделю, другую надо выждать», - решает Ребров и поворачивает домой.

Он идет мимо Ипатьевского особняка. Особняк все еще зашит щитами. Часовые прогуливаются взад и вперед.

«Ничего не могут найти, - думает Ребров и проходит дальше. - Надо сидеть дома неделю-другую», - повторяет он про себя и идет через двор к своей квартире.

В дверях его встречает Валя. У нее в руках газета. Она чем-то встревожена. Протягивает газету.

- Прочти, Борис, - сказала она шепотом, едва он вошел в комнату, и плотно закрыла дверь.

Ребров читает:

ОТ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ

Лиц, могущих указать подробности отправки большевиками незадолго до сдачи города особо секретного поезда, просят дать свои показания следственной комиссии. Прием от 11 до 3 часов дня.

Следователь Наметкин.

г. Екатеринбург.

ПРИКАЗ ПО ЗАПАДНОМУ ФРОНТУ

Приказываю в интересах следствия по делу об исчезновении царской семьи в случае обнаружения и задержания лиц, поименованных в прилагаемом ниже списке, дабы жизнь их была во что бы то ни стало сохранена, и они, по их задержании, были бы препровождены в тыл.

Командующий фронтом Генерал Дитерихс

Список лиц, подлежащих немедленному отправлению в тыл в случае их задержания:

1) Голованов.

2) Нечаев.

3) Ребров.

4) Запрягаев.

…

61) Жебелев.

62) Воздвиженский.

63) Новожилов.

64) Наумов.

101) Белозипунников.

102) Караваев.

103) Масленников.

104) Катальский.

161) Красноперов.

162) Руненберг.

163) Лиханов.

164) Коркин.

- Борис… - хотела что-то сказать Валя.

- Погоди, - он второй раз прочел напечатанные сообщения и только тогда повернулся к Вале.

- Не понимаю. При чем тут я? - сказал он. - Спутали они что-то…

- Но как же мы? Они найдут тебя, - испуганно сказала Валя.

- Пустое. Вот золоту грозит опасность. Надо обратно через фронт, - ответил Ребров.

Душно спать летом в маленькой комнате. Ребров ворочается с боку на бок. Пропадет золото. Погоня, погоня.

Кругом трупы, и все знакомые. Вот Голованов, Нечаев, Запрягаев; они лежат у стен знакомого вокзала в один ряд, как папиросы в портсигаре. Головы разбиты, вместо мозгов - тряпки. Опять гонятся, ловят, и надо бежать. Лето, а холодно. Нужно зажечь спичку. От этого зависит жизнь. Долов смеется и тычет пальцем: «Он! Он! Бери его!»

Ребров мечется в постели, скрипит зубами. «Хоть бы проснуться», - думает он во сне и открывает глаза. Рядом разметалась Валя; ей, очевидно, тоже душно. На дворе светает.

«Чертовщина, - ругается про себя Ребров, - никогда не думал, что так тяжело оторваться от своих. Долов - вот сволочь!»