Виктор Делль - Право на жизнь

Ходики появились у него недавно. Их принесли партизаны с пожарища. Умельцы оживили неисправный механизм.

«Тик-так, тик-так», — торопили время ходики.

Солдатов услышал другое слово.

Было.

«Было-было, было-было».

Слово повторялось и повторялось.

Было.

Подумалось о том, что было и вовсе худо, с наступившим временем не сравнить. Было такое, что из тысяч за какие-то сутки в живых оставались единицы, чудом было, как это оставшиеся в живых не сходили с ума. Было такое, что мертвые тела укрывали собою родную землю так плотно, будто сговорились перед смертью не оставить, врагу места на этой земле, чтобы ступить на нее. Было такое, что по телам мертвых воинов катилась и катилась живая сила, будто мало было этой силе пролитой крови. Не хватало ей того, что люди уже померли под пулями, под бомбами и снарядами… Вражья сила мешала останки воинов с землей. Подумалось о том, что теперь уже то страшное время не вернется никогда. Научились бить немца. Научились гнать его с родной земли. Теперь и потери, не в пример тому времени, меньше. Есть возможность хоронить павших.

Маятник часов постукивал, погоняя время, в лад его стуку другое слово забилось в голове: «связь».

Солдатов стал повторять это слово, пытаясь сосредоточиться на других мыслях, к тому, что было не додумано им ранее.

Людей к фронту они посылали в третий раз. Две группы пропали без следа. С уходом третьей группы в Ольховке появилась предательница Зотова. Она выследила партизан, немцы их уничтожили. Как уничтожили бы они деревню, не случись подоспеть разведчикам да полосухинцам.

Третья группа, скорее всего, до фронта не дошла. Немцы перехватили партизан. Кто-то из группы выдал явку в Ольховке. Не выдержал пыток.

Кто?

Почему немцы, направив своих карателей против партизан, ударили в направлении Кабанова? Видимо, им не удалось узнать координаты базы?

Солдатов стал жевать и жевать факты, пытаясь определить их взаимосвязь.

Комбриг перестал воспринимать звуки. Его не отвлекали ни голоса на партизанском кладбище, ни ход настенных часов.

К фронту послали троих. Двое — конники из отряда Полосухина Гуляев и Павлов — знали не только координаты базы, но и подходы к ней, проходы в завалах. Третий — подпольщик Касьянов, он из Глуховска, месторасположение базы не знал. Но он, как и остальные, знал о явке в Ольховке, куда они, или кто-то из них, должны были провести связных или связного фронта, случись им добраться до своих.

Судя по срокам появления провокатора Зотовой в Ольховке, явку в деревне выдал кто-то из троих. Скорее всего третий, подпольщик из Глуховска Касьянов, и вот почему.

За два года партизанской войны Солдатов не раз убеждался в том, что предательство не бывает частичным. Предатель не может что-либо утаить. Предательство вроде течи в плотине. Если образовалась, то вода уйдет вся, обнажив дно. В душе каждого человека есть нечто вроде плотины. Сдерживающее начало, помогающее человеку сохранить в себе человека. Проявил слабость, смалодушничал — образовалась течь.

Тот, кто рассказал немцам об Ольховке, знал, видимо, только о ней. Иначе каратели не ломились бы сквозь завалы в направлении Кабанова, нашли бы способ блокировать базу. Гуляев и Павлов, знавшие координаты базы, либо погибли, либо где-то укрылись. Касьянов попал к немцам, не выдержал пыток. Такое уже бывало не раз. Он же рассказал немцам о задании группы. Предают до конца.

Потому немцы и послали Зотову в Ольховку. Им надо было так подобраться к деревне, чтобы захватить партизан врасплох. И деревню им надо было спалить вместе с жителями, чтобы создать видимость обычной расправы. С тем, чтобы создать пустоту. На случай возвращения Гуляева и Павлова…

Оба партизана могли и погибнуть, такой исход Солдатов допускал. Тогда немцы могли бы подослать к нашим товарищам за линией фронта провокатора, агента, называй как хочешь, сути дела это не изменит. В таком случае немцы могли бы перехватить радиста. С такой целью им тоже было выгодно зарезать партизан, спалить деревню. Все, мол, шито-крыто.

Солдатов почувствовал вдруг такую усталость, от которой опускаются руки, становится трудно дышать. Резким движением он распахнул ворот гимнастерки, стал тереть горло, грудь.

Голова пухла от дум. О потерях. О той же связи, которой не было. О других заботах, которые растут и растут, как грибы после дождя. Из головы не шел разговор с Ханаевым. Не зря обеспокоен доктор. Болезнь Неплюева серьезная, несерьезно надеяться на авось. Надо какие-то другие усилия.

Какие?

Мысленно Солдатов все чаще и чаще возвращался к фронтовым разведчикам. Что там ни говори, а опыт у них огромный, если смогли они просочиться там, где немцы не оставили ни одной лазейки. Выделить разведчикам опытных проводников. Выделить лучших лошадей, чтобы значительную часть пути они проделали верхом. Это и облегчение, и экономия сил, времени…

Спать Солдатову в ту ночь так и не удалось. Он зашел за Грязновым, вместе они и появились у Речкина.

Лейтенант спал.

На базу раненого привезли накануне днем, в разгар боя партизан на лесных завалах. Прежде чем за раненого принялся доктор Ханаев, оба, комбриг и комиссар, поговорили с Речкиным. Только с их уходом врач осмотрел лейтенанта.

Ханаев напомнил Речкину отца. Внешне. Ростом, сутулостью, бородкой клинышком. Пенсне у Ханаева оказалось, как у отца, с тонкой золотой цепочкой. Схожим оказалось умение слушать. Схожими были движения. Памятными до щемящей в сердце боли. Прикосновение ладони ко лбу. Прикосновение кончиков пальцев к запястью…

Викентий Васильевич осмотрел Речкина, дал необходимые указания медицинской сестре — пожилой миловидной женщине, его вызвали к другим раненым. Не задержалась возле лейтенанта сестра. Речкин понял, что состояние его здоровья не вызвало тревоги ни у доктора, ни у сестры.

Лежал Речкин напротив окна в полуземлянке. Окно оставалось открытым. Под окном стоял самодельный, шитый из грубых досок стол. Чурбаки заменяли стулья. Стены обшиты горбылем. Потолок бревенчатый, пол — земляной. На полу лежал слой полыни. Запах полыни сильный, степной, он забивал иные запахи леса.

Оглядев помещение, Речкин стал смотреть в окно. Прислушался к пению птиц. Почувствовал перемену. Все дни его лихорадило, бросало из жары в холод. Теперь приятно потеплело.

Потепление он ощутил, подъезжая к базе. Телегу покачивало на лесной дороге, встряхивало на корнях, прочих неровностях. Лейтенант тем не менее неудобств не испытывал. Партизаны сена на подстилку не пожалели, было хорошо. Он лежал, смотрел в небо на облака. Одни из них напоминали животных, другие были похожи на людей. Облака-животные дыбились, старались подмять друг друга. Облака-люди бежали, не было видно конца этому бегу.