Борис Тагеев - Всемирный следопыт, 1930 № 07

Как змея, извивался Аллан в траве, пятки Коку то и дело задевали его по носу. Над головой низко висели лохматые колючие ветви.

Впереди стало светлеть. Аллан осторожно просунул голову сквозь ветви. Перед ним была небольшая полянка, образовавшаяся вокруг подножия гигантского дерева. Длинное белое пятно справа привлекло его внимание. Вглядевшись, Аллан с содроганием узнал Роше.

Его обнаженное тело было растянуто ничком на земле. Руки и ноги скручены веревками. По всему телу роились черными точками муравьи. Они ели Роше заживо.

Аллан решительно вылез из кустов на поляну, за ним оба негра. Подойдя к Роше, доктор первым делом пощупал пульс. Он еще бился. Веревки были быстро перерезаны, и Аллан принялся промывать и перевязывать раны инженера. Коку ему помогал, а Умвати стоял на страже. Где-то совсем близко перекликались голоса, но на полянке никто не показывался.

Вокруг сердца Роше был обведен кровью круг, указывающий место, куда должен был вонзиться в миг жертвоприношения нож жреца.

Когда Роше пришел в себя, ему дали выпить глоток виски и немного поесть.

Потом спешно тронулись в обратный путь. Раненого несли двое в гамаке. Роше то и дело стонал и метался. Приходилось частенько останавливаться на отдых.

Когда, наконец, добрались до Франсвиля и сдали мосье Роше в префектуру, французские чиновники засыпали Аллана благодарностями. Отряд в полном составе покинул Франсвиль, держа направление на восток.

После утомительных переходов по дебрям Бельгийского Конго и работы в зараженных поселках отряд прибыл в город Леопольдвиль, конечный пункт своего маршрута. Цель экспедиции была выполнена. Покрыли несколько тысяч километров. Аллан составил детальную карту зараженных местностей, четко нанеся пояса распространения цеце. За семь месяцев экспедиция оказала помощь тысячам туземцев. Новые методы лечения сонной болезни блестяще оправдали себя.

В Леопольдвиле Аллан распростился со своими товарищами. Они отправились по железной дороге к порту Бома на побережье, а он остался в городе, решив немного отдохнуть, а затем предпринять исследование его окрестностей, зараженных желтой лихорадкой. Неугомонный доктор не хотел уезжать из Африки, не изучив на месте и эту тропическую болезнь.

Эпидемия желтой лихорадки вспыхнула в этой местности с небывалой силой. Среди суеверных туземцев распространился слух, будто болезнь наслали на страну разгневанные лесные духи. Колдуны об’явили неграм запрет передвигаться с места на место: нельзя, мол, тревожить лесных духов.

Один за другим стали отказываться носильщики итти в поход. В конце концов остались только Коку и Умвати, как наиболее сознательные. Аллан решил итти налегке, втроем.

В Леопольдвиле чиновники и обыватели предупреждали Аллана об опасностях экспедиции. Весь район, по их словам, был неспокоен. Бельгийцы прокладывали сквозь леса и холмы новую караванную дорогу, рабочие-туземцы мерли, как мухи, от желтой лихорадки и каторжных условий труда. Во время подрывных работ почти не принималось мер предосторожности, и чуть ли не каждый день бывали несчастные случаи.

По ночам окрестные лесные поселки грохотали погребальными тамтамами, гудели заунывными песнями. Жрецы запретили неграм работать у белых. Рабочие стали сотнями бежать с дороги. Бельгийцы ловили их, избивали и принуждали работать под строгим надзором.

Все это обострило до крайности ненависть туземцев к белым.

Но у Аллана не было оснований бояться туземцев. С Коку и Умвати он чувствовал себя в лесах в полной безопасности.

Поход с самого начала оказался очень утомительным — Аллану приходилось много нести на себе — и маленькая группа медленно углублялась в дебри. Аллан смело входил в деревушки, пораженные эпидемией, и оказывал туземцам посильную помощь.

Однажды вечером, расположившись у костра на отдых, Аллан почувствовал сильный озноб. Весь день он боролся с нараставшей головной болью, уверяя себя, что это последствие бессонной ночи.

Доктор вынул из кармана градусник и поставил его себе в рот. Ртуть подскочила до ста четырех градусов [22] За границей почти повсеместно распространен градусник Фаренгейта. 104° по Ф. равны 40° по Ц. ).

«Должно быть, малярия, — тревожно подумал Аллан. — Скверно. До ближайшего госпиталя в Лулуабурге сто километров…»

Однако он ни слова не сказал носильщикам о болезни, вошел в палатку и лег спать. Среди ночи он проснулся. Все тело словно налито было жидким огнем. Голова звенела и гудела, как морская раковина, и казалась огромной. Долго лежал неподвижно Аллан, прислушиваясь к ночным шумам. У костра Умвати мурлыкал вполголоса протяжную песнь. Сухо потрескивали в огне поленья. Из лесу доносился плачущий лай гиен, скрипучие крики обезьян и тяжелое дыхание какого-то крупного зверя. Напрасно пытался Аллан задремать.

Утром он заставил себя встать. Несмотря на принятую накануне порцию хинина, температура не понизилась и самочувствие не улучшилось. Значит, у него была не малярия. «Уж не желтая ли лихорадка?» — мучительно кольнула мысль, но Аллан тут же ее прогнал.

Выступили, как обычно, в поход. Аллан шел как автомат, механически передвигая ноги. Он старался не думать о болезни, но она каждую секунду давала о себе знать жужжанием пчел в ушах, назойливыми молотками в висках, ознобом и ватностью мускулов.

Весь день шли они по глухим тропам, перебирались через потоки, болота и холмы. Даже для полуденного отдыха и еды не было сделано остановки. У Аллана из-за болезни не было аппетита, а двое негров жевали маисовые лепешки на ходу.

К концу дня по ряду зловещих признаков доктор окончательно убедился, что у него желтая лихорадка. Это было равносильно смертному приговору. До ближайшего госпиталя оставалось еще много километров, ему все равно их не пройти, а малорослым неграм ни за что не донести его на плечах: рослый Аллан чуть ли не вдвое больше каждого из них. Неужели он умрет, и его тело будет брошено на тропинке на растерзание диким зверям? Коку и Умвати, как и другие негры их племени, испытывали непреодолимый ужас перед покойниками. Когда умирает кто-нибудь из их единоплеменников, его относят в лес подальше от поселка, и там он в одиночестве встречает свой конец. Если кто-нибудь внезапно умрет, хижину вместе с трупом немедленно сжигают.

Итак, Аллану оставалось итти и итти вперед, хотя с каждым шагом увеличивалась и боль во всем теле, и смертельная усталость, и слабость.

Часы тянулись бесконечно. Неослабная воля продолжала толкать вперед обессилевшее тело. Аллану казалось, что он по горло залез в болото и с каждым шагом все глубже погружается в бездонную засасывающую пучину.