Анри Барбюс - Всемирный следопыт, 1929 № 04

— Гух!.. гух!..

Мы подходили к берегу, борясь с бешеным течением. Редкий пальмовый лес подступал к реке; у подножия величественных пальм простирались влажные заросли тростника — приют рыб, черепах, крокодилов и москитов.

Вскоре мы очутились в тихой заводи, среди высоких зарослей речной травы. Назирдо неподвижно сидел на носу, держа лук на коленях.

Поминутно с пронзительным свистом вспархивали стаи белых «гарс», плавно развертывая в воздухе серебристые перья хвоста. На пальмах зеленые, с красными головками попугаи ссорились между собой, как воробьи. Душный, пропитанный влагой аромат струился над травами. Огромная рыба-вол, достигающая нескольких метров длины, металась у берега, разбрызгивая кругом воду; отвратительная птица «соко» плескала крыльями по воде и протяжно хохотала, предупреждая все живое о приближающейся опасности. Целые тучи сверкающих бирюзою бабочек взлетали над рекой, словно сорванные с деревьев листья. Когда они снова спускались на воду, то были подобны тончайшим осколкам неба.

Вдруг Назирдо уставился на небольшой круг на воде, опустил на воду привязанное к борту весло и схватился за лук. Гибкий, как змея, он вытянулся во весь рост и смерил глазами расстояние от лодки до центра расходящихся на воде кругов. Было метров сорок. Затем он поднял руки вверх и посмотрел на небо, словно метил в солнце. Лук, прямой как пальма, согнулся дугой в могучих руках индейца. Зазвенела натянутая тетива. Охотник прошептал какое-то индейское заклинание. Стрела полетела. В воде что-то булькнуло…

— Аноптадо! [21] Аноптадо — попал. ) За весла! — повелительно крикнул индеец, пристально глядя на что-то, чего я не мог различить.

— Маис рапидо! [22] Маис рапидо — быстрее. ) У-га!..

Весла загоняли воду под монтарию, которая дыбилась, как конь, над рекой. Мне некогда было рассматривать стрелу, которая, казалось, уплывала вместе с течением. Скорость ее, однако, уменьшалась, мы же не замедляли хода.

Улучив момент, Назирдо схватил весло. Он держал в руках конец бечевы от стрелы, торчавшей из воды.

Вдруг вода забурлила, и передо мной всплыл среди пенящихся волн блестящий щит черепахи. Назирдо натянул бечеву. Черепаха, взбешенная острою болью, кинулась прямо на лодку. Лодка взметнулась носом кверху, я потерял равновесие и вместе с веслом упал в воду.

Что-то твердое ударило меня в ногу. Я почувствовал тупую боль. Инстинктивно схватился я за борт, накренив лодку, но Назирдо так сильно хватил меня веслом, что я тотчас же выпустил из рук единственный «якорь спасения».

Я плыл за лодкой, которая быстро удалялась, увлекаемая черепахой. Я почувствовал, что силы меня покидают. В ответ на мой пронзительный крик о помощи индеец бросил мне длинную веревку из крепких пальмовых волокон. Я судорожно ухватился за нее и подтянулся к корме.

— Осторожно… чтобы не перевернулась, — сказал Назирдо, спокойно вычерпывая из лодки воду при помощи скорлупы лесного ореха. Из левой руки он не выпускал бечевы.

Я уцепился обеими руками за скользкий борт, но, высунувшись наполовину из воды, почувствовал тяжесть своего тела. Штаны, перевязанные в щиколотках, набухли от воды. В глазах у меня мелькали красные пятна, может быть, от кровавой полосы, которую черепаха оставляла на воде. Мне очень хотелось выпустить из рук лодку и отдохнуть в пучине Амазонки. Воспоминание о матери и далеком доме на мгновение вывело меня из полуобморочного состояния.

В этот момент лодка проходила как раз мимо вырванного с корнем дерева, плывшего вниз по течению. Сучья его задержали нас на несколько мгновений, цепляясь за борт. Я сделал последнее усилие и, опершись одной ногой на выступающие из воды корни, закинул другую в лодку и тяжело рухнул на дно.

— Повезло тебе! — буркнул сквозь зубы Назирдо, словно недовольный моим спасением.

На меня напала странная сонливость, но одного глотка водки из сахарного тростника было достаточно, чтобы привести меня в чувство. Мучила боль в ноге. От удара щита черепахи у меня лопнула кожа повыше щиколотки, и из ранки сочилась кровь.

Черепаха ослабела и спокойно двигалась рядом с лодкой, словно собака на привязи. Одного удара деревянным молотом по выставленной из воды миниатюрной головке черепахи было достаточно, чтобы оглушить нашу добычу.

С трудом втянули мы черепаху в лодку и вытащили острие, засевшее в коже у самой шеи. Мы бросили животное на дно животом вверх и двинулись к берегу, гребя одним веслом (второе весло уплыло во время моего падения).

Больше часа мы мучились, стараясь преодолеть течение, индеец— веслом, я — доской от сиденья, как вдруг Назирдо посмотрел вверх и вздрогнул. Указав на радужный кружок, светлевший на ясном небе, он сказал:

— Это глаз быка выследил нас и смотрит на нашу охоту.

Вскоре радужный кружок, предвещавший грозу, исчез в туманной дымке, заволакивавшей небо.

Огромные «боты», — неуклюжие рыбы, чтимые индейцами, — колыхались на волнах у самой лодки.

— Священные рыбы предостерегают нас перед бурей, — пояснил мне мой спутник и прибавил: — У них красивые лица, как у людей, и ночью они выманивают женщин из вигвамов, но не причиняют зла человеку, потому что ему помогают добрые духи воды — тукаши.

Небо на горизонте потемнело. Солнце продолжало нестерпимо палить. Издали доносился глухой шум.

— Что это? — спросил я.

— Бежим поскорее!.. Это Амазонка хочет отобрать у нас черепаху! — сказал Назирдо, волнуясь.

Блестящая серебристая полоса на воде приближалась с запада. Это ливень грозной поступью шел нам навстречу. Началась бешеная гонка. Если бы нас застиг на реке тропический ливень, мы вынуждены были бы броситься в воду из залитой лодки и искать спасения вплавь. Уже была видна хижина на берегу. Деревья согнулись под ветром. Испуганные бабочки садились нам на плечи.

Я ничего не видел впереди кроме хижины. поглощенный желанием добраться до берега. На берегу нас ждали с тревогой и криками старались придать нам бодрости. Я смотрел на детскую фигурку Осмарины и напрягал мускулы рук, изо всех сил работая доской. Еще несколько бешеных ударов весел — и мы спасены…

Листья пальм зашуршали под ударами крупных капель дождя. Еще через минуту тропическая гроза бушевала над Амазонкой. По волнам плыли вырванные с корнем деревья, целые лужайки травы, оторванные волнами от берега. Треск и грохот наполнили лес.

В хижине голодные дети окружили мать, потрошившую черепаху. Дождь протекал сквозь крышу и лился ручьями на земляной пол. Сидя в гамаке рядом с Элеком, я думал о предстоящих нам еще долгих неделях путешествия.