Анри Барбюс - Всемирный следопыт, 1929 № 04

Нам с капитаном хотелось после этого импровизированного охотничьего приключения еще немного прогуляться. Мы прошли некоторое расстояние пешком, затем снова сели в экипаж, чтобы окружным путем доехать до дому. Проезжая мимо полицейской будки, находившейся неподалеку от моей виллы, мы увидели нашего рикшу. Заломив руки, он причитал:

— Мистер! Мистер!..

На наш изумленный вопрос, где его тележка и черепаха, он указал на полицейскую будку:

— Вон там!

Я пошел туда и услышал от постового сержанта, что полиция задержала тележку с черепахой, во-первых, потому, что дженерикши имеют разрешение возить только двуногих пассажиров, во-вторых, его заподозрили в краже черепахи. Мне ничего не стоило освободить арестованную черепаху вместе с тележкой и дженерикшей, и мы все вместе отправились домой.

Появление столь необычного гостя подняло на ноги всю прислугу. Черепаху поместили пока что в цементированный бассейн, в котором днем плескались утки. Привыкшей к морской воде черепахе пресная вода, повидимому, приходилась не очень-то по вкусу. Черепаха положила голову на край бассейна и вызвала сенсацию среди собак, которые никак не могли успокоиться, видя незнакомое им странное животное.

От всех этих хлопот нам стало жарко и захотелось пить.

— Содовой воды! — скомандовал я бою.

— Погодите, дружище! — вскричал капитан. — Знаете, что мы себе изготовим? — Пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски! Пара-другая пивца ведь найдется, надеюсь, еще в погребе, а тут у меня в шапке яйца первый сорт!

Пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски— почему бы и нет? Если закрыть глаза, черепашьи яйца на вкус почти не отличаются от куриных. Во всяком случае попробовать можно. Я приказал принести несколько бутылок пива, и мы стали приготовлять по всем правилам искусства пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски. Нельзя сказать, чтобы нам не понравился этот редкостный напиток. Мы отдали ему дань почтения.

Это приключение с черепахой имело еще маленький эпилог. Капитан Б. просил меня оставить ему черепаху, как охотничий трофей, и я послал ее ему на судно. Несколько недель спустя я получил от него из Батавии открытку следующего содержания:

«Чорт бы побрал всех черепах! Эту гадость нельзя было взять в рот. А мы было с таким аппетитом приготовились отведать черепахового супа».

Мясо каретты действительно несъедобно. Но где же сказано, что все охотничьи трофеи надо непременно съедать? В виде утешения у милейшего капитана остался черепаший щит, из которого он может себе заказать сколько угодно гребешков и табакерок.

Очерк Анри Барбюса

Ему сто сорок лет, может быть, и больше. Я видел его на прошлой неделе. Это было в Латы, деревушке небольшой республики Абхазии, в самой глубине Кавказа, в шестидесяти километрах от Черного моря.

В Сухуме часто приходится слышать об этом замечательном старике. Впервые я узнал о его существовании от председателя Абхазского ЦИК’а Чамбы. Сто сорок лет! Исключительный, мировой рекорд! Если столетние старики редки, то особенно редки такие, которые достигают ста десяти лет; этот возраст удалось установить лишь в некоторых местностях Болгарии и Кавказа. За единственным исключением Томаса Парра — английского крестьянина, жившего, кажется, в XVI веке, — в памяти людской не сохранилось ни одного случая, когда человек прожил бы на свете более ста двадцати лет: это, повидимому, предел человеческой жизни.

Однако некоторые кавказские народности изобилуют столетними стариками. В Абхазии вам часто указывают на мужчин и женщин девяноста, ста, ста пяти и больше лет, и нередко встречаешь седого сгорбленного старика, который говорит, указывая на другого старца:

— Это мой отец.

Вот почему абхазцев этот необычный возраст — сто сорок лет — не поражает так, как нас. Однако Николая Андреевича Шапковского они считают старейшим из всех старцев, и он неоспоримо занимает верхнюю ступень на лестнице человеческого долголетия.

Мне хотелось повидаться с ним, и я обратился с просьбой к правительству Абхазии оказать мне содействие в этом отношении, ибо добраться до него не так-то легко. Товарищ Гегелия, высокий старик с окладистой седой бородой (рядом с ним стоял его сын, девятилетний мальчик) сказал мне:

— Я вызвал бы его в Сухум, но весьма вероятно, что он не доехал бы живым. Дорога длинная и довольно опасная.

Дело в том, что расстояние в тридцать километров от Цебельды до Латы можно проехать только верхом. Мне и моим спутникам обещали предоставить лошадей, и сопровождать нас должны были три конных милиционера. Итак — едем.

На другой день мы выехали в Цебельду, где оставили автомобиль и пересели на горных лошадей. У них ласковый взгляд, они то-и-дело встряхивают длинной гривой и помахивают пышным хвостом. Впереди нас ехали два великолепных всадника, Джикирба и Пилия, начальник абхазской милиции и его помощник, оба высокие и здоровые, в длинных шинелях защитного цвета, в темнозеленых шапках, похожих на мягкие шлемы, с нашитой синей советской звездой, в шевровых кавказских сапогах, мягких, как перчатки. Позади — милиционер Белкания, мингрелец, черноволосый, черноглазый, чернобровый, в черном плаще, в белой фуражке с красным околышем, с винтовкой и нагайкой.

Вскоре в горных ущельях лошадиные подковы застучали по дороге, проложенной в скале. Временами не особенно приятно ехать гуськом над пропастью по этим тропинкам, очень узким, каменистым, совершенно гладким, где копыта скользят, и лошадь сохраняет равновесие только потому, что у нее четыре ноги. В одном месте высится отвесная стена, такая гладкая, что кажется, будто она высечена рукой человека на сотни метров вверх и вниз. Посреди нее тонкой лентой вьется на расстояние полутора километров узкий выступ шириною около двух метров.

Когда въезжаешь на тропинку, не обращаешь особого внимания на головокружительную пропасть, по самому краю которой пробираешься. В глубине пропасти шумит стремительный Кандор, которого не видно. Но когда минуешь это место и потом оглянешься, дух захватывает при мысли, что только что проехал по этому узкому карнизу. Постепенно дорога углубляется в лес. Она становится все более грязной и каменистой. К вечеру приезжаем в Латы.

Тут мы проведем ночь. К старику, который живет поблизости, мы пойдем только завтра утром: теперь слишком поздно. Вот мы во дворе, затем на длинной террасе деревянного дома, который с трудом можно рассмотреть в сумерках.