Николай Шпанов - Всемирный следопыт, 1928 № 11

Но где же пресловутая красная палатка? Почему при ближайшем рассмотрении она оказывается сделанной из желто-белого, покрытого грязными пятками, холста? Под полами ее что-то шевелится. Через минуту оттуда, как крот, выползает на-четвереньках маленький смуглолицый бородач и стремглав бросается к передатчику радио, стоящему около мачты.

Высокие дрожащие звуки передачи четко разносятся в ледяном воздухе. Все тесно сгрудились вокруг лихорадочно работающего ключом радиста Бьяджи. Последнее радио, последний благодарный привет земле, откуда пришло спасение группе, — и передатчик выключен. На этот раз навсегда. Бьяджи выпрямляется и, обведя блестящими глазами присутствующих, весело бросает:

— Finita la comedia!

Действительно, комедия, грозившая закончиться трагедией для всех товарищей этого жизнерадостного бородача, окончена. Над мытарствами этих пяти человек опущен занавес. К сожалению, в их истории остается много смутных страниц, много пробелов, которых никто не заполнит, во всяком случае — в ближайшее время…

Красинцы спешно собирают имущество группы. Вокруг палатки на снегу стоят четыре пневматических лодочки с аккуратно уложенными в них съестными припасами, веслами и оружием. Имея под боком эти лодочки, группа ждала изодня в день, пока окончательно развалится ледяное поле. Жизнь в палатке делалась все трудней, так как лед, сперва довольно плотный, под конец протаивал каждую ночь под спящими людьми, и не было возможности уберечься от воды даже в спальных мешках. Лишь недавно, после того, как Лундборг совершил свою неудачную посадку, в палатке появился непромокаемый пол— нижнее крыло лундборгского фоккера.

По всему видно, что группа снабжалась всем необходимым итальянскими и шведскими самолетами, то-и-дело пополнявшими ее запасы. Вокруг палатки валяются консервные банки. В изобилии имеются жестянки с печеньем, сухим молоком и шоколадом. Этот шоколад во много раз питательнее и вкуснее, чем тот жженый подсолнух, который мы потребляли на «Красине». Фляжки с этикетками яичного коньяка [6] Яичный коньяк — напиток, приготовляемый из коньяка и растертых с сахаром яичных желтков. ) и пузатые бутылки «Кьянти» свидетельствуют о том, что продукты согревания были у группы Вильери лучшего качества и в значительно большем количестве, чем у нас.

В стороне, около вросшего в снег дирижабельного компаса, торчит продолговатый черный предмет, очевидно, какой-нибудь научный прибор. Каково же было мое изумление, когда, подойдя, я увидал резную черного дерева фигуру мадонны с золотым венцом на голове! Мадонна рядом с компасом!.. Итальянцы проявили черную неблагодарность к своей покровительнице: ее забыли в снегу и предоставили угольным рукам красинских кочегаров сунуть этот «предмет обихода» группы Вильери в узел с прочим подобранным барахлом…

Меня интересовала гондола дирижабля, из остатков которой построена радиомачта. Эта гондола должна находиться где-то поблизости. По огромным проталинам, проваливаясь выше колен в холодную воду, я направляюсь к группе острых торосов, среди которых за широкой полыньей обнаруживаю груду обломков алюминия, разбитых и смятых предметов навигационного оборудования дирижабля. Это все, что осталось от командирской гондолы Нобиле, самонадеянно отправившегося водружать папский крест на Северном полюсе… Останки «Италии» накрывала шапка густого тумана.

Я вернулся на «Красина». Сквозь молочно-белую муть видна льдина с цветистыми пятнами флагов, разбросанных группой для привлечения внимания летчиков. Вскоре непроглядный туман закутал льдину и «Красина». Запоздай мы на час или два, нам пришлось бы долго блуждать в поисках группы.

Вымытые, в нескладных костюмах, далеко не всем пришедшихся по росту, и в высоких смазных сапогах, сидят члены группы в кают-компании за столом, накрытым парадной скатертью.

Бритва и машинка нашего доморощенного цирюльника-кочегара еще далеко не справились с бородами и поповскими волосами спасенных. На пушистый воротник белого свитра Вильери падают длинные пряди светлых волос, а у Бегоунека завитки бороды покрывают лицо до самых глаз. Однако настроение у всех самое торжественное…

Спасенных засыпают вопросами, так что они не успевают давать ответы. В сторонке, в мягком кресле, вытянув обмотанную бинтами ногу на стуле, дымит трубкой седой Чечиони. Он почти не принимает участия в разговорах и стеклянными глазами смотрит на яркие лампочки. Когда Лундборг прилетел второй раз к группе, Чечиони не выдержал и на четвереньках, волоча бревно сломанной ноги, пополз к тому месту, где должен был сесть самолет. И на глазах у Чечиони Лундборг, трижды коснувшись льдины и не сделав посадки, взрыл снег, встал на попа, качнулся и упал на спину. Треск ломающихся стоек и звон разбитого стекла не могли заглушить рыданий Чечиони…

Глубокой ночью (вернее, глубоким светлым днем) люди почувствовали, что как ни торжественен момент, усталость все же дает себя знать. Большинство красинцев постепенно расползаются из кают-компании, чтобы впервые за весь месяц спокойно уснуть, не ожидая авралов, не разыскивая никаких групп. Но спасенным, видимо, вовсе не хотелось спать. Они слишком много этим занимались на своей льдине. Несмотря на то, что глаза у меня слипались, я решил воспользоваться бодрым настроением чешского профессора Бегоунека и разузнать у него кое-какие подробности гибели «Италии». Мы закурили трубки с отвратительным норвежским табаком и уединились в дальнем углу кают-компании. Вот что рассказал мне Бегоунек:

— Я отправился с Нобиле, чтобы участвовать в научных работах, которые должна была производить экспедиция. Сюда входили топография, океанография, метеорология, магнитные наблюдения. Меня особенно интересовали явления радиоактивности и атмосферного электричества, которые я и наблюдал вместе с Понтремоли, профессором Миланского университета. Записная книжка, в которую я вносил свои наблюдения, к счастью, сохранилась, так как находилась у меня в кармане. Я думаю, что собранные в ней материалы представят значительный интерес для ученых. Нет худа без добра. Во время полетов я сетовал на то, что не могу заносить своих записей в журнал, но, как видите, то обстоятельство, что я делал свои за- * метки в записной книжке, а не в громоздком журнале, спасло богатый научный материал…