И. Дельмонт - Всемирный следопыт, 1928 № 02

Как Кравков ни вслушивался в ночь, ни одного звука, выдающего неизвестное, он не уловил. Он ринулся вперед, к лагерю. Минуту спустя за ним раздались хлопотливые, догоняющие шаги. Но теперь они страшно выросли — за ним гналось уже целое стадо, табун, скопище… Кравков, не разбирая, оборачивался, стрелял и снова шел на взметы горящих тростников, которые бросали для него в лагере.

Когда Кравкова встретили из лагеря, решено было разгадать это таинственное и, очевидно, безобидное преследование. Охотники пошли навстречу загадочному скопищу, они сделали несколько залпов наудачу, но преследующие были упорны; едва к ним начинали приближаться, они отступали, но как только охотники удалялись, волна тресков, шума и пенного клокотанья снова настигала по пятам.

На другой день, прежде чем двинуться дальше, Кравков с несколькими спутниками зашел в тростники. И что же? На всем его вчерашнем пути, по одному-по два, валялись огромные кабаны. Их было убито с десяток! Животные очевидно, шли массой, сплошной лавиной тел, — только в этом случае выстрелы в ночи и могли выхватить из них такое количество. Но что, какой странный инстинкт заставил животных под пулями проявить такое покорное и миролюбивое любопытство, — это для Кравкова и его товарищей так и осталось загадкой [29] В повадках и нравах некоторых диких животных до сих пор еще. есть неясные стороны. В описанном случае причиной проявления у животных стадного инстинкта могло быть желание изучить невиданного врага (человека), который появился и загрохотал ночью в камышах. ).

Лагерь снялся. Перед путниками теперь открывались горящие пустоты Кызыл-кумов. На необузданные пространства горбилось холмами красновато-желтое море песков. С севера и северо-востока гряда за грядой катились эти сыпучие валы. Их бескрайная застывшая зыбь была величественна. Белой ослепительной пеной между ними сверкали солончаки. Они, как мягкий снег, проваливались под ногами верблюдов и четко отмечали путь каравана. Иногда после девятого вала песков по низинам мостились голубоватые паркеты пустыни — такыр. Скованная в гранит весенними водами и отшлифованная мириадами сыпучих шлифовальщиков стеклоподобная глина вобрала в себя и глубину неба и летучую тень редчайшего облачка. Верблюды скользили по такыру, как по льду, оставляя за собой едва заметные царапины. А впереди, за прозрачным полем — новый горб вязких песков.

Кое-где на наветренной стороне холмов корявыми пальцами стволов вцепились в бесплодье кусты кызыл-джузгана, сезена и деревца саксаула. Их узкая серо-зеленая листва не может прикрыть узловатого переплета сучьев, и вид их по-осеннему нищ и уныл. Но с каждым километром вглубь с пылающего лица пустыни стираются и эти чахлые пятна. Только горькие былинки полыни да верблюжья колючка жмутся по трещинам и ямкам. И над всем этим золотым, волшебно-остановившимся морем — живой, испепеляющий зверь — солнце. Он всепобеждающе волочит по пескам огненно-рыжие космы, и часы его прихода и ухода — часы ужаса и радости для путника.

Андрей Кравков упрямо вглядывался в золотистое марево песков. Почти весомо, осязательно он почувствовал клубок шести человеческих жизней, который он вталкивал в раскаленную печь пустыни. В последний раз Кравков перебрал все за и против. И когда он снова поднял голову и окинул взглядом открывшуюся перед ним мертвую страну, ожидавшую творческого прикосновения, — для него сомнений уже не существовало. Легкие вздохнули широко, и сразу стало все ясным и решенным окончательно.

Караван теперь двигался на север, надеясь под 43° сев. широты нащупать первые ответвления Янгы-дарьи. Пустыня принимала все более безжизненный характер. При малейшем дуновении ветерка подковообразные барханы дымились песчаными струйками и осевами, образуя на подветренной стороне причудливые отвороты, навесы и раструбы. Дорога шла вдоль линии колодцев, в направлении на Букан. Справа ныряли за горизонт отроги Тамды-тау. Налево круглилась горящая бескрайность песков. Казалось, в этих местах нет места жизни. Но это было не так.

Дней через шесть пути отряд добрался до урочища Мын-булак. Это была ложбина, которая узкой косой вклинивалась в пески с востока. Тут нашлось достаточно воды, виднелись серо-зеленые пятна растительности. Этот отрог тощих междугорных пастбищ Тамды-тау и Букан-тау давал желанную передышку на огненном пути. Кравков задержал здесь караван на лишние сутки и усердно обследовал этот чахлый лог. Но в день отправления отряд неожиданно был задержан в урочище Мын-булак еще на целые полдня.

В этот день, проснувшись рано, Андрей Кравков был смущен мутным пятном, которое появилось на западе. Он поднялся на соседний холм и стал разглядывать его в бинокль. Пятно быстро росло вширь и вверх. Кравков явственно различал теперь туманные взметы песка на горизонте. У него шевельнулась опасливая мысль о песчаной буре. Но в воздухе не было решительно никаких признаков ее приближения. Кроме того, Кравков знал, что обычно бури приходят здесь с севера или северовостока. Песчаное облако надвигалось прямо на Мын-булак. Через несколько минут Кравков разглядел черную кайму в основании облака. А еще через мгновение он понял, что эта темная полоса была живая. Что это? Орда конных кочевников или скопище диких животных? И Кравков настороженно впился глазами в пески.

Надвигалось что-то невиданное. Со скоростью ветра неслось оно к урочищу. Послышалось глухое нарастающее гудение, как будто далеко в горах сорвался гигантский оползень. Поперечник каймы вытягивался в несколько километров. Казалось, вот-вот налетит в ложбину эта буря живых тел и смоет без следа пятнышко лагеря. Но ураган чуть повернул вправо и понесся вдоль южного берега лощины, И в ту же минуту среди рваных взметов пыли Кравков разглядел несметное скопище антилоп.

Все спутники, кроме Беликова, подбежали к Кравкову и тоже замерли перед величественным зрелищем. Это была стихия. Не меньше десяти тысяч красивейших животных распласталось в стремительном беге. Казалось, что окрестности сотрясались от этого массового напряжения. В лощине стоял упругий гул, будто в тысячи подушек били палками. Лохматые вихры песка вставали до неба и висели над этой стремительной лавиной.

Антилопы, очевидно, переселялись от приаральских озер на пастбища Букан-тау. Умные животные инстинктом шли на урочище Мын-булак, чтобы по этой растительной косе добраться до горных долин. И только присутствие людей заставило их вначале пройти в полукилометре сбоку.