Марк Ланской - С двух берегов

Старушка молчала. Теперь уже все черты ее исстрадавшегося лица были скованы страхом.

А д в о к а т. Последний вопрос. Как нам известно, вы после освобождения из лагеря длительное время находились на излечении в психиатрической клинике?

С в и д е т е л ь н и ц а. Нет. В психиатрической клинике я никогда не была, я лечилась у невропатологов.

А д в о к а т. От чего вы лечились?

С в и д е т е л ь н и ц а. Я долго боялась собак. Меня ими травили в лагере, и я боялась. Всех собак боялась. Не могла ходить по улицам. Меня лечили гипнозом. Я перестала бояться…

А д в о к а т. Вот это нам и нужно было знать. Вы признаете, что вышли из лагеря в психически неуравновешенном состоянии и не могли контролировать свое поведение. (Обращаясь к судье.) Я, господин председатель, считаю, так же как и прокурор, что свидетельница не нуждается в дополнительной психиатрической экспертизе. Картина и без того ясная: провалы в памяти, алогичность показаний достаточно полно характеризуют ее как свидетеля обвинения. У меня больше вопросов нет.

Вскоре старушку отпустили. Не удивлюсь, если после этого суда она действительно попадет в психиатрическую клинику.

По этому эпизоду должен был выступать еще один, особенно опасный для Хубе свидетель. Он работал машинистом на том паровозе, который привез эшелон, и видел все от начала до конца. Сейчас он живет под Нюрнбергом на пенсии, и сбить его с позиций было бы не так легко. Но на заседание суда он не явился. Огласили только его заявление, что в связи с тяжелым заболеванием он выступить свидетелем не может, а от своих предварительных показаний отказывается.

Позднее Франц посетил его. Тяжелая болезнь старого железнодорожника не мешала ему ковыряться в своем, огороде, где и произошла беседа. Он был честным человеком и не запирался. Да, очень уважаемые и умные люди убедили его, что своими показаниями он нанесет вред немецкому народу и обрадует только врагов нации. Он понял, что сейчас все патриоты должны сплотиться, чтобы восстановить достоинство своего великого прошлого. Нельзя позорить государство воспоминаниями об отдельных эксцессах, неизбежных во всякой войне Коммунисты уже отняли часть Германии, собираются захватить то, что осталось, и помогать им — преступление.

Так отпадал свидетель за свидетелем, эпизод за эпизодом. Остановлюсь еще только на одном, потому что участник его — наш старый знакомый Адам Томашек. Какое-то время он был в том же лагере, где и Степан, но друг с другом они так и не познакомились. Зато оба знали Хубе. Один эпизод особенно запомнился Томашеку, и Францу удалось добиться включения его в число свидетелей.

В нескольких словах суть этого, пункта обвинения такова. На лагерной кухне работали отец и сын, привезенные из Чехословакии. Отец, видимо, сумел пронести с собой кой-какие ценности, подкупил форарбейтера и устроил сына рядом с собой. Отцу было пятьдесят четыре года, сыну — двадцать лет. Кто-то донес об этом Хубе, и он лично явился на кухню.

Как раз в это время Томашек, тогда еще могучий мужчина, устанавливал дополнительный бак для баланды и стал свидетелем того, что произошло.

Хубе подошел к сыну и приказал окунуть голову отца в только что наполненный водой котел. Сын смотрел на него, не понимая. Хубе стал избивать его плеткой так, как умел избивать только он, зверея с каждым ударом, нацеливаясь в глаза, губы, снова о глаза, и все сильней, жестче, с оттяжкой от плеча до плеча. Отец сам подошел к котлу и окунул в воду лицо. Он, наверно, думал, что Хубе просто решил поиздеваться над ними, и хотел умилостивить его покорностью.

Но Хубе плеткой подогнал молодого чеха к отцу и показал, куда и как нужно положить руку, чтобы голова старика не могла вырваться из воды. Юноша, у которого один глаз уже был выбит и все лицо в крови, опустил ладонь на шею отца. Хубе захватил его кисть и надавил. Рукой сына он топил отца в котле с водой.

Томашек не помнит, сколько времени рука сына лежала на шее отца. Когда Хубе решил, что дело сделано, он отшвырнул сына в сторону. Захлебнувшийся старик упал на пол. Он был мертв. Вот тогда его сын схватил огромный половник и бросился на Хубе. Адъютант убил его выстрелом в живот. Обоих поволокли к рву, где тогда сжигали трупы.

А вот как допрашивали Томашека по этому эпизоду. Сначала уже знакомые тебе вопросы о том, когда, какого числа, в каком часу это происходило. Затем — на каком расстоянии стоял свидетель? Убежден ли он, что молодой адъютант и господин Хубе одно и то же лицо?

Томашек за это время оправился от голода и болезней, стал более походить на нормального человека, чем тогда, когда ты с ним познакомился, но ужас, в свое время пронизавший все клетки его мозга, живет в нем до сих пор. Он долго отказывался ехать в ФРГ, пока его не убедили, что Гитлера и гитлеровцев здесь давно нет и бояться ему нечего. И вдруг он увидел рядом с собой не только страшного Хубе, развалившегося в кресле, но и людей в судейских нарядах, смотревших на него теми же гитлеровскими глазами.

А д в о к а т. На каком языке говорил адъютант с теми заключенными, о которых идет речь в обвинительном акте?

Т о м а ш е к. На немецком.

А д в о к а т. Как же вы понимали смысл их разговора, если и сейчас объясняетесь с судом с помощью переводчика? Может быть, вы тогда отлично знали немецкий язык, а за это время забыли?

Т о м а ш е к. Я знал много слов. И сейчас знаю много, но не все. Мне без переводчика нельзя.

А д в о к а т. Но тогда у вас переводчика не было. Значит, вы не могли понять каждое слово, которое произносил адъютант. Я правильно вас понимаю?

Т о м а ш е к. Каждое я не понимал, но…

А д в о к а т. Подождите. Господин председатель, прошу запомнить: свидетель признался в том, что не мог понять, о чем разговаривали адъютант и заключенные во время рассматриваемого инцидента. Свидетель! На каком же основании вы утверждаете, что адъютант приказывал одному заключенному топить другого?

Т о м а ш е к. Это можно было понять без слов. Он бил по лицу и показывал руками, как нужно делать.

А д в о к а т. Господин Хубе! Чем вызвал ваш гнев заключенный, работавший на кухне?

Х у б е. Я уличил его в попытке утаить часть продуктов, предназначенных для кормления заключенных, и возможно, что, не сдержавшись, я ударил его.

А д в о к а т. Благодарю вас, господин Хубе. Свидетель! Вам перевели ответ подсудимого? Теперь вы понимаете, как превратно истолковали разговор адъютанта с заключенными?

Т о м а ш е к. Он бил его, чтобы тот утопил отца. Продуктов еще в котле не было. Вода только начала нагреваться.

А д в о к а т. Это не имеет значения, какова была вода. Важно другое: вы ничего не поняли из того, что видели. Кто же, в конце концов, держал голову заключенного, посмевшего окунуть свое грязное лицо в воду, предназначенную для изготовления пищи?