Александр Кулешов - «Атлантида» вышла в океан

Генерал был любителем и знатоком автогонок.

Достаточно было выиграть Зеленое кольцо, и Маккензи становился поставщиком армии, а это сулило уже не миллионы, а десятки миллионов.

В совещании, предшествовавшем гонкам, приняли участие сам Маккензи, Кларк, тренер Штум, главный механик.

Штум попытался осторожно объяснить Маккензи, что в этой гонке лучше использовать другие шины. Но хозяин властно отмел все иные предложения.

— Вы что, с ума сошли! Мой сын поедет на чужих шинах, на «Мишелин», может быть? А? Ну нет, такого позора не будет! Что скажешь ты, сынок?

Кларк пожал плечами. Какая разница, на чем ехать. То есть разница была, и он прекрасно понимал это, но не спорить же из-за этого с отцом...

В результате «Талбот-супер» снарядили шинами «Маккензи» и стали готовить к гонке.

Вечером, накануне старта, к Маккензи в его штаб-квартиру на главной улице явился Штум и потребовал свидания. Миллионер был занят, но немедленно принял тренера.

— Что случилось? — спросил он с беспокойством.— Что-нибудь не так?

— Все не так,— ответил Штум, невысокий, толстый немец, сам некогда известный гонщик, а теперь один из лучших тренеров страны,— нельзя ему ехать на «Маккензи». Понимаете? Нельзя!

Маккензи взорвался:

— Вы что, с ума сошли? Из-за вашего дурацкого упрямства отрываете меня от важного дела! Убирайтесь!

— Не уберусь! — с неожиданной в этом добродушном, спокойном человеке твердостью, заявил Штум.— Я сегодня весь день изучал трассу, которую знаю лучше, чем свою квартиру. Я чуть не по винтику собрал и разобрал за эти дни машину. Нельзя ехать на «Маккензи», это слишком большой риск! Только на «Денлоп»! Я настаиваю...

— Любая гонка — риск. Сам Кларк согласен,— уже спокойней заспорил Маккензи,— он всю жизнь гоняется на моих шинах. В прошлом году он выиграл на них, и в позапрошлом.

— Да,— воскликнул Штум,— в прошлом и позапрошлом! Но машина-то была другая! Вы понимаете это или нет? Нельзя на «Талбот» с этими шинами...

— Ну, так пусть берет старт на «Ягуаре».

— Господин Маккензи, вы знаете, какой прогресс происходит в гоночной технике за один год? Если малыш поедет на «Ягуаре», ему обеспечено предпоследнее место. Только на «Талбот»!

— Ну так...

— На «Талбот», но с шинами «Денлоп»,— упрямо твердил Штум.

— Вас что, «Денлоп» купили?—закричал Маккензи.— Я вам мало плачу? Вы — предатель!

— Господин Маккензи,— тихо заговорил Штум,— если б не малыш, я и секунды не остался бы у вас на службе, я люблю его. Хорошо, пусть идет «Талбот» на «Маккензи», но машину поведу я!

— Что? Да вы не предпоследним, а последним придете!

— Вы подвергаете малыша смертельному риску, вы даже не представляете, какая ему грозит опасность.

— Вон! — истерически заорал Маккензи.— Вон! Вы уволены, вы больше не тренер, сегодня же возьму другого...

Одним словом, на следующий день на старт Зеленого кольца вышли семнадцать машин, в том числе управляемая Кларком Маккензи «Талбот-супер» с мотором V—8, на шинах «Маккензи».

...«Моторы!» — раздался усиленный репродуктором голос, и в то же мгновенье чудовищный грохот двигателей разорвал тишину этого чудесного летнего дня. Комиссар гонки резко опустил флажок. Пятьдесят тысяч зрителей, собравшиеся вдоль маршрута, застыли в напряженном ожидании.

Семнадцать приземистых, похожих на жуков, машин миновали линию старта и с грохотом исчезли за первым поворотом.

Современные автогонки сильно отличаются от первых в истории, когда в 1894 году маркиз де Дион в котелке и клетчатом пиджаке на своем паровом автомобиле выиграл приз, покрыв стодвадцатикилометровое расстояние от Парижа до Руана с невероятной по тем временам скоростью — 19,150 км в час! Сейчас зрители не успевали взглядом за проносившимися перед ними красными, желтыми, голубыми болидами.

Вцепившись в барьер ложи, Маккензи не сводил глаз с трассы. Бледный, как полотно, Штум стоял у ремонтной ямы с гаечным ключом в одной руке и с заячьей лапкой, на счастье,— в другой.

Грохот моторов исчез вдалеке, но вскоре снова стал нарастать. В ста двадцати метрах от трибун асфальтовая дорога, извиваясь, подобно черной змее, пролегала между двух зеленеющих холмов. Отсюда должна была появиться лидирующая машина.

Вот послышался жалобный, стремительно приближающийся вой мотора, потом яростный визг переключателя скоростей (с пятой на вторую) и снова грохот словно сорвавшегося с цепи мотора.

Зеленая машина с номером шесть на борту выскочила на мгновенье и со скоростью сто пятьдесят километров в час исчезла за очередным поворотом. Водитель в синем шлеме и закрывавших пол-лица очках слился с рулем.

— Кларк! — завопили на трибунах.— Кларк!

Маккензи с трудом перевел дыхание. Он осмотрелся. Перед ним на фоне густого зеленого леса красные извивающиеся буквы взывали: «Кто любит скорость — любит шины «Маккензи»! Над ним, в жарком, синем небе покачивались аэростаты в форме шин «Маккензи». Половина присутствующих надела на голову козырьки с надписью «Маккензи».

Солнце палило нещадно. Зрители без конца осушали банки с пивом и бутылки кока-кола, которые разносили мальчишки в желтых комбинезончиках.

А гонка продолжалась. Уже на первом круге Кларк опередил ближайшего соперника более чем на сто метров.

Пятый круг, десятый, пятнадцатый...

Катастрофа произошла на шестнадцатом...

И словно по иронии судьбы напротив трибуны, где стоял Маккензи. Здесь был особенно крутой поворот.

Кто мог потом сказать, почему это случилось? Гонка состоит не только из рева мотора и бешеных скоростей. Есть еще «мелочи» — гонщик должен одновременно следить за показателем оборотов, за спидометром, за дорогой, рассчитывать расстояние до несущихся навстречу виражей... Он должен прослушивать звук мотора с такой же чуткостью, с какой дирижер — игру своего оркестра. Он должен переключать скорости точно в назначенное мгновенье, ни на долю секунды раньше или позже; он должен выжимать на поворотах все, что может дать машина, каждый метр, и брать виражи с точностью, при которой лишний километр скорости выбросит его за кювет.

Нервной энергии, которой требует одна гонка, иной человек не израсходует за полжизни.

Зеленая машина, мчавшаяся впереди своих соперников уже на добрых два километра, не удержавшись в вираже, неожиданно с диким ревом свернула в сторону, взлетела, словно ракета, и, оставляя за собой огненный след, врезалась в толпу зрителей у дороги. Грохот взрыва заглушил отчаянные крики. Все произошло менее чем за секунду. На какое-то мгновенье наступила мертвая тишина, которая тут же была разорвана ревом мотора очередной приближающейся машины.