Николай Васильев - Три жизни одного из нас (litres)

– В чем же тогда дело, Галя? – начал закипать Кривонос. – Что тебя не устраивает?

– А то не устраивает, – отрезала бывалая "синеглазка", – что всех баб здесь ебут, а меня нет.

Аркадий Алексеевич на время потерял дар речи. Галя же продолжила:

– Что хотите делайте, а я на это не согласна!

После чего повернулась и пошла.

– Галя! – спохватился начальник. – Все же не глупи, свари завтрак, а там посмотрим…

– Вот и я посмотрю! – бросила Галя и скрылась между палатками.

Вскоре Кривонос пошел к Карцеву, прихватив по дороге Давыдова.

– Скажу вам с солдатской прямотой, – сакраментально начал он. – Ваше блядство мне выходит боком

– Что случилось? – спокойно молвил Сергей Андреевич.

– А то, что повариха решила бастовать, пока у нее, как у Наташки и Женьки, не будет мужика!

Сергей, Леша и Юра переглянулись и промолчали.

– Так что, господа любовнички, предлагаю вам провести среди рабочих разъяснительную беседу и подобрать добровольца. Только соответствующего, с гарантией качества. Галя на абы-какого не согласится.

– Алексеич, а может, послать ее на фиг? – предложил Юра. – Пусть увольняется. Сами будем варить, по очереди. Варим же мы в закидушках…

– Это отпадает, – решительно сказал начальник. – В большом лагере повар плотно задействован весь день. А выключать любого из вас на целый день будет непозволительной роскошью. Других же кандидатур на должность повара у меня нет. Если только специально ради этого в Борисихинск съездить – но и там сразу никого не подберешь. Нет, ищите-ка добровольца. Вообще-то странно, что у нее до сих пор никого не появилось – не такая она уж и дурнушка…

– Голова у нее дурная, – сказал Юра. – И язык. Но – поищем.

Поразмыслив, Сергей и Юра зашли в палатку горняков, где вместе с пожилыми Николаем Федоровичем и Мишаней жил молодой и сочный, хотя немного балаболистый Петька Орлов по прозвищу Труба. Это прозвище к нему прилипло отчасти из-за длинного роста, но больше потому, что он часто вставлял «трубу» в речь.

– Ну, труба-а, Петрович! – говорил он, бывало. – У меня на забое вода появилась, к утру точно шурф зальет!

Или: – Ну, труба-а! Щас две миски горохового супа отоварил – ночка будет шумная!

Этого-то Петьку и решили сагитировать приятели, не без оснований полагая, что в данном деле им поможет хитрый, языкатый, расчетливый Мишаня.

– Добрый вечер, товарищи горняки! – начал, входя. Карцев. – Как живете-можете?

– Живем как можем, – с напускной скромностью, но живо отозвался Мишаня, – а можем, как живем…

– Ну, труба-а! Начальнички пришли! – встрепенулся и Петька. – Каким это ветром вас к нам занесло? Наверно, хотите покаяться, что линию шурфов не там задали и что категории пород нам регулярно занижали?

– Мы к тебе, Петя, – игнорируя его подначки, продолжил Карцев. – Не с просьбой, а с просьбишкой. Тебе от реализации ее будет одно удовольствие, а всему обществу – большая польза…

– Ну, труба-а! – восхитился Труба. – Это что еще вы на меня взвалить хотите? Я и так раньше всех встаю и не только вас, но и повариху эту долбаную бужу!

– Вот, вот, ты на правильном пути, – встрял Юра. – О поварихе и речь…

– Что еще ей надо?! – взвился Труба. – Я, между прочим, не только ее бужу, но и воду ношу, дрова колю, а то и костер запаливаю!

– Видишь ли, Петр, – стал разводить дипломатию Карцев, – женщины, конечно, ценят мужскую помощь, но не это для них в мужчинах главное…

– В общем, Петька, – опять встрял Юра, – надо ее пару-тройку раз отпялить! А то она грозится перестать нас кормить. Даже увольняться собралась!

– Это она сама вам сказала? – поинтересовался Мишаня, но его перекрыл рев Петьки:

– Ни хера себе, быка-производителя нашли!! – бушевал он. – Мало что ли в лагере других кобелей? Да я уже полгода, после развода со своей, на эти лоханки спокойно смотреть не могу!

– Так, так, – между тем размышлял вслух Мишаня. – Похоже на правду. То-то, я смотрю, она последнее время миски на стол швырком подавать стала… И косится зло, если добавки попросишь…

Труба же продолжал «рвать рубаху»:

– Да я лучше с утра до ночи шурфы долбить буду, там и ночевать, чем кусок манды у этой Гали выпрашивать!

– Выпрашивать как раз не придется, – начал было Карцев, но Мишаня остановил его и заговорил приторно-ласково:

– А что, Петя, у тебя по утрам хрен, поди, не стоит?

Труба осекся и взвился вновь:

– Если б не стоял! Наоборот, кол колом! Со ссаньем замучился: выйду за палатку, стою, давлю, а он не пускает, хотя мочевой вот-вот лопнет! Пока-а полегоньку ослабнет да приопустится…

– Хотя, – задумчиво продолжал Мишаня, – это еще ничего не значит. Бывало, стоит дыбором, а к бабе начнешь пристраиваться, он и опустится…

– Как это так? – оторопел Труба. – С чего?

– С того самого. Долгого перерыва… Отягощенного ежедневным пьянством. Вот как у тебя, – гнул свою хитрую линию Мишаня.

– Врешь ты все, дядя Миша! – воскликнул Петя, но чувствовалось, что наполовину он в эту фигню поверил.

– Сам можешь убедиться, на собственном примере, – добивал его старый бес. – Вот подойдешь ты к Гальке и она, допустим, согласится – тут он тебя и подведет…

– Да иди ты, – досадливо махнул рукой искушаемый.

– Поспорим? – с ехидной улыбкой предложил искуситель. – На литр? Расплата с первой ездкой Васьки в леспромхоз.

– Давай на два? – вдруг весело сощурился Труба.

– Да хоть на три! – с полной уверенностью в своей правоте бросил Мишаня. – Разнимай, Федорыч!

Когда Карцев и Юра, все еще дивясь лукавству Мишани, прилегли в своей палатке на нары (перед персональными вечерними игрищами), снаружи вдруг просунулась голова этого самого Мишани:

– Так что, ребяты, – сказал он, ухмыляясь, – готовьте три литра!

Спустя пару дней, наглядевшись за ужином на успокоившуюся, повеселевшую Галю, Карцев и Юра подошли к вышагивающему гоголем Трубе.

– Ну что, Петя, выиграл?

– А то! – хохотнул тот. – Будто я свой организм не знаю!

– Ну и как она тебе? – не удержались самцы.

– Ничего, подмахиват, – с деланным равнодушием сообщил Орлов.

В конце августа березы и осины резко пожелтели, небо пронзительно посинело, а ночи стали холодными. Некоторые перелетные птицы потянулись на юг – в том числе и студенточки, Наташа и Ленуська. Ночь перед отъездом Наташа провела у Карцева, и они перебрали все сексуальные новации последнего месяца, так что к завтраку вышли с весьма заметными синяками под глазами. Расстались они спокойно, как будто на время, хотя шансов для встреч в будущем не имели. В последний момент Наташа сунула ему в руку сложенную вчетверо записку, потом скользнула за Ленуськой в кабину ЗИЛа, махнула рукой – и машина скрылась в лесу. Занавес.