Иоасаф Любич-Кошуров - В Маньчжурских степях и дебрях

Та ли?.. Разве узнаешь!..

О, Господи!..

Он все-таки пополз дальше, держась прежнего направления.

Вокруг все так же было тихо…

Но каждую секунду мог вспыхнуть где-нибудь неподалеку, из какой-нибудь рытвины или из-за скалы огонь выстрела… Мог раздаться оклик из неприятельской заставы.

Может-быть, неприятель от него не дальше той скалы, что осталась позади.

Нет, нужно подвигаться вперед еще осторожней, чем раньше. Каждый шаг приближает его к неприятелю, а каждое неверное, неловкое движение — к смерти.

Снова мелькает мысль: «Цел ли кинжал?».

Снова он ощупывает сапог… Пока он соображал, не заблудился ли, а кругом была тьма и тишина; эта тьма и тишина подавляли его, захватили всего, словно пришибли… Он не только перестал ощущать, как за несколько минут перед тем, кинжал за голенищем, — он не мог даже сказать, что сейчас у него под руками — песок ли, земля ли или камень.

«Нет, тут кинжал»…

Опять он пополз…

Иногда, когда он сворачивал за камень или спускался в какую-нибудь неглубокую рытвинку или впадину, мерцавшая впереди звезда пропадала за углом камня или за краем рытвины.

Он выбирался на ровное место, а звезда словно выплывала откуда-то снизу… Точно она вместе с ним и скрывалась в рытвинах, пряталась за камни, точно следила за ним, за каждым его шагом.

— А, ты вот она!..

Тускло блестит она ему издали.

И это — что звезда то пропадала, то вспыхивала опять почти через равные промежутки — начинало мало-помалу раздражать его… Тот же болезненный зуд, какой испытывал он от ощущения постороннего тела в сапоге, дергал нервно раз за разом, минуту за минутой, давая нервам отдых только на мгновенье, чтобы снова загореться в них.

Словно глаз какой-то блестит ему из темноты.

Сверкнет, потухнет и опять блеснет…

«Ага, ты вот где!.. Ты опять выполз на чистое место».

Он нарочно стал задерживаться подольше за камнями и в рытвинах…

Тут ему было спокойней…

Тут даже звезда его не видит…

Иногда свет звезды казался ему необыкновенно ярким. Словно она разгоралась…

И ему было больно смотреть на нее.

Её короткие лучи словно впивались ему в глаза, словно слепили глаза. Словно смотрел он не на звезду, а на близко стоящую свечку.

Попробуйте пристально долго смотреть на свечу, даже на самую маленькую свечку, даже на огонек лампадки… Получится то же.

Даже слезиться начинали у него глаза с болью, с резью под веками.

Красные круги выплывали и потухали перед глазами.

И потом, когда он отводил глаза в сторону, мрак казался еще более глубоким, будто он забирался куда-то все глубже-глубже книзу, в какую-то пропасть.

Вдруг он остановился…

В эту минуту он только что выбрался из-за невысокого пригорка. Совсем близко, тут же за пригорком, чуть теплился небольшой костерчик, кучечка поломанных тоненьких веток…

Пламя было слабое… Видно, кучечку веток только что подожгли… Синеватая снизу, извивающаяся лента пламени волновалась между ветками, обвивала ветки… Курился легкий дымок.

В первое мгновенье ему бросился в глаза только этот костер. Потом он различил фигуру, сидевшую около костра на корточках боком к нему.

Фигура была неподвижна…

Отблеск пламени искрился слабо на синем мундире и на чем-то блестящем на земле с боку фигуры.

Один он, или тут их несколько?

Он долго, так что костер успел разгореться как следует, подгибал и подтягивал правую ногу, где за голенищем у него был спрятан кинжал…

Он видел, как разгорается костер… Светлое пятно вокруг костра, сначала трепетное, дрожащее, будто умирающее, расплывалось по земле теперь, захватывая быстро все больше и больше пространства.

Около пригорка была трава.

Будто жидкое зеленоватое пламя разливалось вокруг костра.

Ветки, из которых был сложен костер, были сухие и загорелись дружно, как-то все сразу.

Зеленоватое пламя, казалось, торопилось разлиться во все стороны, захватить возможно большее пространство.

Будто оно подкатывалось ему под колени.

Когда он подался немного вперед, подбирая ногу, от его головы на освещенное пространство легла резкая черная тень, круглое черное пятно.

Он увидал эту тень и быстро, задержав на мгновенье ногу, всем корпусом сразу подался назад.

Словно он обжегся.

Наконец, он подтянул ногу настолько, что мог достать кинжал.

Так же долго и так же осторожно вынимал он кинжал из ножен…

За все это время он не спускал глаз с японца.

И ему это было трудно — одновременно и следить за японцем и следить за тем, чтобы клинком кинжала как-нибудь не царапнуло по ножнам…

Внимание раздвоилось…

Будто он косил глазами в разные стороны, не зная откуда ждать нападенья…

Когда он вынул кинжал, стало легче.

Теперь он немного подвинулся назад…

Что делать?

Один он или нет?.. Он бросил взгляд вверх по пригорку… Нет ли там кого?

Нет, никого, кажется…

А не может быть, чтобы никого… Что он тут один делает?..

Он опять перевел глаза на сидящего перед костром.

Теперь костер освещал японца ярко и полно…

«Подожду пока станет погасать», — решил он.

Притаившись, весь съежившись, почти припав к земле, он ждал, пока погаснет костер…

Ждать пришлось недолго.

Светлый круг на земле около костра стал суживаться. Пламя стало трепетное, неровное, дрожащее. Опять со всех сторон надвигалась темнота.

В темноте ярко блестели угли.

Ветки уж не трещали больше… Языки пламени укорачивались, уходя вниз, в угли… От времени до времени языки пламени забирали силу, вырывались вверх, но сейчас же опять прятались в угли…

Теперь или обождать?

Каждую секунду он готов был вскочить и броситься.

Он понимал, что действовать нужно быстро, ловко и наверняка…

Чтоб японец не крикнул, не застонал.

Прямо в сердце…

Японец сидел к нему боком. Надо вскочить, схватить его левой рукой за руку в локте, а правой рукой ударить в бок. Сердце — там.

Или за горло схватить?..

Или оглушить ударом ручки кинжала в темя?..

Он положил кинжал, расправил пальцы.

А если, действительно, схватить сразу обеими руками за горло и удушить?

Ему не один раз приходилось видеть смерть, участвовать в рукопашных схватках… Но он никогда не соображал, как лучше бить, и никогда не помнил, как он убивал.

Он колол штыком или разбивал черепа прикладом, как придется…

Если и то схватить за шею и задавить?..

Захрипит…

Костер погас почти совсем.

Теперь пора…

Но он все еще медлил… Он слышал, как кровь стучит у него в висках… Будто это не кровь, а самые мысли, горевшие в мозгу, били и колотились в виски…

За шею или в бок? В бок или за шею?

Но чувствовал, что он все равно не может решить, как он поступит, т. е. как убьет.