Карл Май - Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Возле лошадей. Ты собираешься уходить?

— Мы собираемся на базар за покупками, не обращай на нас внимания, о хранительница кухни. У тебя убегает вода.

— Пусть убегает, господин. Далеко не убежит!

— Зачем ты варишь пищу в таком большом котле?

— Я варю ее для арестованных.

— A-a! Для тех, кто находится здесь, рядом?

— Да.

— Разве их столь много?

— Нет и двадцати.

— И все из Амадии?

— О нет. Есть несколько провинившихся арнаутских солдат, несколько халдеев, курдов, пара жителей Амадии и один араб.

— Откуда араб? Здесь же совсем нет арабов!

— Его привели из Мосула.

— Что за еду они получают?

— Хлебные лепешки, вот я их и пеку, а в полдень или позже, как мне будет удобно, вот эту горячую пищу.

— Из чего она состоит?

— Это мука, размешанная с водою.

— И кто же ее им приносит?

— Сама я. Сержант открывает мне отверстия в дверях. Ты был хоть раз в тюрьме внутри?

— Нет.

— Если ты захочешь ее посмотреть, только скажи мне.

— Тебе не разрешит сержант!

— Он мне разрешит, ведь я его госпожа.

— Ты?

— Я. Разве я не госпожа его аги?

— Это так! Я поразмыслю, приличествует ли сану эмира посещать тюрьму и тем, кто это разрешит, давать хороший бакшиш.

— Приличествует, господин, и даже очень. Может, ты и смилуешься над арестованными, чтобы им можно было бы покупать у меня кушанья и табак, чего они, к сожалению, не могут делать!

Меня весьма порадовали сведения, полученные здесь, но я соблюдал осторожность и не задавал более подробных вопросов, которыми легко возбудил бы подозрения. Мы позвали Халефа, болюка-эмини и курда из Спандаре, после чего отправились в путь.

Базары как вымерли. Насилу нашли мы маленькую кофейню, где нам подали напиток, очень напоминавший мне по вкусу жженые ячменные зерна. С трудом допив непонятную бурду и заново набив трубки, мы отправились к торговцу платьем. Владелец кофейни описал нам место, где мы легко можем найти все нам нужное. Сделку заключили при молчаливом согласии англичанина и к его явному удовлетворению. Ему досталось одеяние исключительно в красную и черную клетку, и причем за сравнительно низкую цену. Потом мы позаботились и об остальных покупках и отослали их со слугами домой. Курд получил в качестве подарка усыпанный жемчугом мешочек, набитый табаком, который он с гордостью тут же укрепил себе на пояс, чтобы этот признак достатка бросался всем в глаза.

Пройдясь вместе с англичанином по городу, я пришел к убеждению, что эту некогда столь важную пограничную крепость, которой турки и сегодня придавали немалое значение, можно легко захватить врасплох с несколькими сотнями предприимчивых курдов. Та кучка солдат, которых мы встретили, выглядели голодными и больными, а защитные сооружения находились в столь жутком состоянии, что вряд ли могли считаться таковыми.

Вернувшись домой, мы застали там агу, поджидавшего нас.

— Я должен привести тебя к мутеселлиму, — сказал он.

— Привести? — переспросил я, улыбнувшись.

— Нет, просто сопроводить. Я ему все рассказал, а этому смотрителю пригрозил, подержав кулак перед его носом. Аллах защитил его, иначе я мог бы просто убить его!

При этом он сжимал кулаки и вращал глазами.

— Что сказал комендант?

— Эмир, сказать правду?

— Я жду только этого!

— Он не обрадован вашим визитом.

— Вот как! Почему же?

— Он недолюбливает чужестранцев и поэтому вообще очень мало принимает гостей.

— Он отшельник?

— Отнюдь. Но он получает как комендант ежемесячно, наряду с бесплатной квартирой, 6780 пиастров и находится в том же положении, что и мы: уже одиннадцать месяцев дожидается жалованья и не знает, что ему есть и пить. Разве может он радоваться при всем при этом важным визитам?

— Я хочу повидаться с ним, а не обедать у него.

— Не пойдет, это просто невозможно. Он должен принять тебя согласно твоему званию, и поэтому он здешних… здешних…

Он смешался.

— Что — здешних?

— …Здешних евреев к себе позвал, чтобы одолжить у них пятьсот пиастров, необходимых для того, чтобы все купить, что нужно для твоего приема.

— И они дали?

— Аллах-иль-Аллах! У них у самих ничего не осталось, ведь им все уже пришлось ему отдать. Потом он взял в долг барана и еще много всякого такого. Это очень плохо, в особенности для меня!

— Отчего?

— Должен ли я ему дать в долг пятьсот пиастров или…

— Ну, или…

— Или тебя спросить, не…

— Ну, говори же, ага!

— …не богат ли ты. О, эмир, у меня самого не было бы ни одной пара, если бы ты мне сегодня ничего не дал! А из них Мерсина уже взяла себе тридцать пять пиастров!

Одолжить мутеселлиму пятьсот пиастров, чтобы он мог меня принять, — все равно что подарить. Это была приблизительно сотня марок. Нельзя сказать, что я был совсем без средств, благодаря деньгам, найденным на коне Абузейфа. Для нашей же цели благоволение мутеселлима было бы необычайно выгодно. Во всяком случае, я мог дать пятьсот пиастров, и столько же, я думаю, дал бы мистер Линдсей, который охотно потратится для такого приключения на столь ничтожную для него сумму. И я пошел в комнату англичанина, оставив агу ждать меня внизу.

Сэр Дэвид был как раз занят переодеванием. Его длинное лицо сияло от удовольствия.

— Мистер, как я выгляжу? — спросил он.

— Совсем курд!

— Well! Очень хорошо! Отлично! Но как мотать тюрбан?

— Дайте мне!

Он еще ни разу в своей жизни не держал тюрбанной ткани. Я усадил ему на сияющую главу шапку и искусно обмотал ее черно-красным полотнищем. Так я создал один из тех огромных тюрбанов, какие в этой стране носят только лишь вельможи и благородные мужчины. Такой головной убор часто имеет четыре фута в диаметре.

— А вот и курдский великий хан!

— Превосходно! Великолепно! Классное приключение! Амада эль-Гандура освободить! За все заплатить, все хорошо оплатить!

— Вы серьезно, сэр?

— Почему несерьезно?

— Впрочем, я знаю, что вы весьма зажиточны и умеете своевременно пустить в дело свое богатство.

Он глянул на меня быстро и испытующе и спросил:

— Нужны деньги?

— Да, — просто ответил я.

— Well! Вы получите их! Это для вас?

— Нет. Я надеюсь, что вам не придется узнать меня с этой стороны.

— Да, сэр! Тогда для кого?

— Для мутеселлима.

— A-a! Почему? Для чего?

— Этот человек очень беден. Султан уже одиннадцать месяцев не платит ему жалованье. И по этой причине он применял известную систему всех турецких чиновников и порядочно высосал соков из местного населения. Теперь ни у кого ничего нет, и никто не может, следовательно, ему дать в долг. Поэтому мой визит создал неловкую ситуацию. Он должен меня хлебосольно принять, но не обладает для этого нужными средствами. Поэтому он одолжил барана и всякое прочее и спрашивал меня тайком, не достаточно ли я богат, чтобы одолжить ему пятьсот пиастров. Конечно, это сделано чисто по-турецки, и на возврат не надо надеяться. Но поскольку нам важно заполучить в его лице союзника, я решил…