Карл Май - Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

Он прервал меня жестом.

— Хорошо! Дадим ему банкноту в сотню фунтов!

— Этого слишком много, сэр! Это по курсу Константинополя составляло бы одиннадцать тысяч пиастров. Я хочу ему дать лишь пятьсот и вас прошу добавить столько же. Он остался бы этим доволен.

— Тысяча пиастров! Слишком мало! Подарил же я арабским шейхам шелковое платье! Хотелось бы его видеть. Пойдем вместе, я все заплачу.

— Мне это подходит.

— Тогда поставим в известность агу!

— А что мы будем делать?

— По дороге купим подарок, вложим деньги.

— Но не слишком много, сэр!

— Сколько? Пять тысяч пиастров?

— Пять тысяч — больше чем достаточно!

— Well! Значит, пять тысяч! Есть!

Я вернулся к Селиму-аге.

— Скажи коменданту, что я приду с одним из моих спутников.

— Когда?

— Скоро.

— Твое имя он уже знает. Какое еще имя я должен сообщить?

— Хаджи Линдсей-бей.

— Хорошо! А пиастры, эмир?

— Мы просим разрешения преподнести ему подарок.

— Тогда и он должен вам что-то подарить!

— Мы не бедны. У нас есть все, что нам нужно, и мы только порадуемся, если он нам ничего, кроме своей дружбы, не подарит. Скажи ему так!

Он ушел, утешенный и удовлетворенный.

Уже через пять минут мы с англичанином молча взирали на мир с лошадей; я строго-настрого запретил мистеру Линдсею произносить хотя бы слово. Халеф и болюк последовали за нами. Курда, как водится, мы уже отправили вместе с взятым в долг одеянием и множеством приветов в Спандаре. Мы проехались по базарам, купив расшитую материю к праздничному платью и симпатичный кошелек, куда англичанин положил двадцать золотых меджиди, каждая по сто пиастров. В таких случаях мой добрый мистер Линдсей никогда не скупился, это я уже узнал на опыте.

Наконец мы поскакали к дворцу коменданта. Перед ним стояли в почетном карауле около двухсот албанцев, предводительствуемые двумя мюльазимами под командой нашего храбреца. Он обнажил саблю и громко скомандовал:

— Построиться!

Они старались от всего сердца выполнить это требование, но, в конце концов, у них получилось что-то вроде змеистой линии, к концу переходящей в согнутый хвост.

— Музыка! Давай!

Три флейты начали дружно скулить, а турецкий барабан звучал как монотонный скрип кофемолки.

— Громче, сильней!

При этом добряк ага вертел глазами, музыканты не отставали, а мы, не прерывая этот высокохудожественный и крайне для нас лестный прием, подскакали к входу и спешились. Оба лейтенанта подъехали к нам и поддерживали нам стремя. Я сунул руку в карман и дал каждому по серебряной монете в десять пиастров. Они были явно удовлетворены и быстро засунули ее куда-то в свои одежды, не выказывая ни малейшего признака обиды за свою оскорбленную честь.

Турецкие офицеры низкого чина и сегодня, особенно в отдаленных гарнизонах, продолжают оставаться слугами своих начальников и уж так привыкли к этому, что даже не дожидаются приказов и позволяют, чтобы их рассматривали как слуг.

Я отдал аге материю и кошелек.

— Доложи о нас и передай коменданту подарки.

Он с достоинством пошел вперед. Мы следовали за ним. Под воротами стоял назардши — смотритель дворца, принявший нас совсем по-другому, нежели в первый раз. Он скрестил руки на груди, глубоко поклонился и покорно пробормотал:

— Ваш слуга целует руку; мой господин кланяется вам!

Я прошагал мимо него не отвечая; Линдсей также сделал вид, что не заметил его. Должен сознаться, что мой мистер Крылатый Бык выглядел вполне достойно, несмотря на кричащие краски его костюма. Его одежда сидела на нем как влитая, а сознание того, что он англичанин, и к тому же богатый, придавало его фигуре уверенность, которая здесь была крайне уместна.

Несмотря на наше пренебрежение к своей персоне, смотритель вошел первым, взобравшись по лестнице, в помещение, похожее на приемную. Там расположились на убогих коврах чиновники коменданта, поднявшиеся, когда мы зашли, и почтительно приветствовавшие нас. Это были большей частью турки, среди них было и несколько курдов, производивших, по крайней мере что касается их внешнего облика, намного лучшее впечатление, чем турки. Около одного из окон стоял курд, в котором по виду сразу можно было узнать свободного жителя гор. С мрачной миной, всем своим видом высказывая нетерпение, он смотрел наружу.

Один из турок подошел ко мне.

— Ты эмир хаджи Кара бен Немси, которого ожидает мутеселлим?

— Я.

— А я баш киятиб — стряпчий коменданта. Он просит тебя немного подождать.

— Я не привык ждать, он ведь знал, что я приду!

— Он очень занят, но это не займет много времени.

Что это было за важное занятие, я скоро понял. Из комнаты мутеселлима бегом выскочил слуга и вернулся так же торопливо через некоторое время с двумя банками без крышек. В большой был табак, в маленькой — кофейные зерна. Комендант смог послать за всем этим лишь по получении денег. Перед тем как вернулся слуга, ага вышел из комнаты мутеселлима.

— Эфенди, еще одно лишь мгновенье! Сейчас ты сможешь войти!

Тут к нему повернулся стоящий у окна курд.

— А когда я наконец смогу войти?

— Тебя допустят к мутеселлиму уже сегодня.

— Уже сегодня? Я был здесь раньше этого эфенди и раньше всех остальных. Мое дело важное, и уже сегодня мне нужно отправляться в обратный путь.

Селим-ага завращал глазами.

— Эти эфенди — эмир и бей. Ты же только курд. Ты пройдешь лишь после них.

— У меня такие же права, что и у них. Я посланец одного смелого человека, который тоже бей.

Прямодушный и бесстрашный нрав этого курда понравился, хотя его претензия косвенно была направлена против меня. Ага необычайно разгневался, снова начал вращать глазами и ответил:

— Твоя очередь позже или, может, совсем никогда. Тебе неизвестны самые элементарные вещи, необходимые для того, чтобы пройти впереди большого и влиятельного человека!

Видимо, курд забыл «необходимое», то есть бакшиш. Но он не испугался, а лишь сказал:

— А знаешь ли ты, что самое необходимое для курда-бервари? Вот эта сабля! — При этом он ударил по рукоятке оружия. — Не хочешь ли попробовать? Меня послал бей из Гумри. Это прямое оскорбление для него, раз меня снова и снова не пропускают и заставляют ждать. Он найдет, чем на это ответить. Я пошел!

— Стой! — крикнул я.

Он находился уже около двери. Не тот ли это бей из Гумри, про которого мне говорил староста Спандаре?

Вот превосходная возможность зарекомендовать себя в глазах бея, причем с хорошей стороны.

— Чего ты хочешь? — спросил он неприветливо.

Я подошел к нему и протянул руку.

— Я хочу поприветствовать тебя, это все равно что твой бей услышал бы мой привет.

— Ты его знаешь?

— Я его еще не видел, но мне уже о нем рассказывали. Он очень смелый воин и заслуживает моего уважения. Не передашь ли ты ему послание от меня?