Алексей Бобровников - Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков

«Видеть в них потомков крестоносцев весьма трудно, ибо ничего не подтверждает этого мнения: ни тип хевсуров, ни их нравы, ни обычаи… – пишет Уварова. – Хевсуры, говорят, фехтуют, но присмотритесь к этому фехтованию, к этим скорченным, подпрыгивающим фигурам, и вы, вероятно, согласитесь, что фехтование это не занесено в горы средневековым рыцарством, а скорее заимствовано у какого-нибудь первобытного дикого народа».

Дискуссии на тему, могут ли хевсуры быть потомками тевтонских рыцарей, продолжаются уже не одно столетие, но никто и никогда не упоминал о том, что, возможно, сами полуязычники хевсуры могли стать крестоносцами!

В конце XV века, когда Ватикан пытался объединить государства Европы в борьбе против Османской империи, одним из самых талантливых полководцев своего времени, на которого делал ставку Святой престол, был трансильванский князь, ставший впоследствии польским королем. Его звали Стефан Баторий.

Поход против Турции, который должен был возглавить Баторий, не состоялся, но в других битвах польского короля в составе его гусарских батальонов сражались черкесы и грузины.

Череп жертвенного животного, используемый в качестве талисмана в сванском доме. Когда-то в хевсурских домах точно так же прибивали к дверям домов отрубленные кисти рук убитых в битвах врагов

Эти факты широко известны, но мало кто интересовался тем, кем были эти грузины… И я никогда не подумал бы о хевсурах, если бы не статья, случайно обнаруженная в газете «Кавказ» (№ 24 за 1851 г.)

«Собираясь в дело, хевсур весь замыкается в железо. На голову надевает чичкани (шишак с сеткой, покрывающей шею), рубаху плетеную из железной проволоки, рукавицы, прямые палаши и дашна – короткая сабля, употребляемая вместо кинжала. Замечательно, что все щиты и прямые палаши имеют надписи: Genua, Souvenir, Vivat, Stephan Batory, Vivat Husar и проч.»

Итак: Виват Стефану Баторию и его гусарам-хевсурам!

А ведь все могло произойти именно так… Если бы состоялся этот Крестовый поход, язычники-хевсуры под предводительством Батория могли стать новыми крестоносцами, идущими войной на неверных, чтобы приумножить славу Господню и папскую казну!

Среди всех горных растений альпинисты больше всего ненавидят чай. Нет, не засушенные, измельченные листья, которые нужно заливать кипятком, а дикорастущую скользкую поросль под ногами. Никогда не знаешь, что под нею: грунт или камень, и хорошо ли держится этот камень, или это просто поросший мхом мелкий валун, который покатится вниз, стоит лишь наступить.

Сейчас они как раз вышли к зарослям чая.

Компания эта не была похожа на группу альпинистов.

Только один из них, шедший впереди, был одет в горные ботинки. Идущий следом был в обычных кроссовках, а третий, замыкавший группу, – в открытых сандалиях на босу ногу. Все трое несли рюкзаки, но только у двоих были альпенштоки, эти специальные палки для ходьбы в горах. Причем вместо двух, как положено, у этих двоих в руках было только по одной.

Замыкающий шел вообще без палок, то и дело хватаясь руками за одиноко лежащие валуны.

«Знаешь, что мне было сейчас приятней всего? – спросил второй у шедшего следом. – Приятней всего мне было бы сейчас увидеть коровье дерьмо… Точно знаешь, что если корова дошла сюда, то и человек доберется».

Но там, где они шли, не было коровьего помета.

Там вообще ничего не было, кроме мелкой, крошащейся гальки. Впереди же, по всему склону – заросли горного чая.

Видел бы их сейчас старик Хута!

«Я маму их… этих альпинистов. Ты посмотри, как они идут!» – вот что он сказал бы. Он всегда говорил нечто подобное, когда наблюдал вопиющее несоответствие внешнего и внутреннего; несуразность и возникающую от этого комичность ситуации и оказавшегося в ней человека, который по незнанию или из-за бахвальства сам выставил себя идиотом, и теперь шагает вперед с гордо поднятой головой.

Полюбуйтесь: девушка в мини-юбке с кривыми ногами. А вот альпинист с огромным рюкзаком, но без веревок и альпенштоков.

Посмотри на него, как он идет, почти на четвереньках, как доисторические люди, но зато с огромным, современным рюкзаком, со встроенной заводской железной рамой и десятками креплений для ледорубов, веревок, мало ли чего… Рюкзак, похожий на деталь скафандра, но совершенно бесполезный сейчас, когда у них не было самого главного – веревок для страховки.

«Маму его», – пробурчал бы Хута, увидев дорогой, модный рюкзак. Такого снаряжения не знали в те времена, когда он сам, Хута Хергиани, поднимался на Эверест.

«Первый грузинский альпинист, участвовавший в восхождении на Эверест», – вот что нужно сказать о нем, чтобы не разглагольствовать много.

«Вы устали, батоно Хута?» – спрашивали у него в конце какого-нибудь трудного дня в горах, или в третьем часу утра на исходе особенно изматывающего застолья, когда все уже валятся с ног, а он, старый седой Хута, сидит, покачиваясь, стараясь не терять нить разговора и медленно попивая из своего стакана махшви – сванского старейшины.

«Может, вы не выспались? Вам нужно отдохнуть?» – спросит кто-то из гостей, сам собираясь выйти из-за стола, но не решаясь без позволения махшви.

А тот сидит как ни в чем не бывало, со спокойной улыбкой очень усталого, но и очень сильного человека:

«Не выспался?.. Да я после Эвереста до сих пор никак не высплюсь», – улыбается он.

И все улыбаются, вторя ему, и кивают головами.

И Хута начинает вспоминать восхождение в 1982-м, и уже никто никуда не спешит, и его жена подает на стол только что испеченные кубдари – сванские пироги с мясом, приправленные множеством специй и горных трав.

Тем временем там, в горах, спуск становился круче, и если шедшие впереди все еще могли идти на двух ногах, помогая себе палками, то последнему не оставалось ничего другого, как скользить, подобно серферу, по осыпающемуся грунту.

«Куда идут эти клоуны?.. Маму их», – теперь уже с грустью сказал бы старый альпинист, потому что увидел бы то, что они еще не могли видеть: внизу, метрах в ста, начинались отвесные скалы.

«Коровье дерьмо… Больше всего я хотел бы увидеть коровье дерьмо», – бормотал себе под нос один.