Алексей Бобровников - Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков

«Так, может, твоя бабушка?.. Могла она сбежать из Хевсуретии как раз по этой причине?.. Тогда ведь она еще не была бабушкой царицы?» – улыбнулся я, глядя на Тамару.

Та, как и подобает особе благородных кровей, не произнесла ни слова.

«Кто знает, Алекс… Кто знает, что делали наши бабушки, когда еще не подозревали, что станут когда-нибудь бабушками цариц…»

В водах реки Ингури, в Сванетии, старатели до сих пор пытаются искать золото, которое когда-то добывали жители Древней Колхиды. Историю о другом, гораздо более таинственном сокровище, я услышал в Тбилиси.

Путь к нему начинается в Местии и ведет в низины. Считается, что после прихода в Сванетию русских старейшины спрятали все церковные ценности где-то в горах.

Часть из них – в самой Сванетии, а часть – неподалеку древней Эи (столицы Колхиды, нынешнем Кутаиси), на горе под названием Хомли.

(Кутаисцы считаются самыми большими пройдохами среди грузин, и сложно представить, чтобы сокровище могло так долго пролежать нетронутым прямо у них под носом. Однако, если верить тому, что я узнал позднее, даже для местных жителей эта тайна оказалась не по зубам.)

В водах реки Ингури, в Сванетии, старатели до сих пор пытаются искать золото, которое когда-то добывали жители Древней Колхиды.

Все русскоязычные источники (даже такие демократичные как интернет), при попытках выяснить что-то об этой горе отвечают молчанием.

Единственная ссылка, связанная со словом «Хомли», вывела на интервью с одним грузинским бизнесменом, рассказывавшем, как он дал имя знаменитой горы своему кооперативу. За этим, надо полагать, следовала история о том, как вышеупомянутый кооператив вырос до размеров целой горы – но дальше я читать не стал.

Больше не было ни единой статьи, которая сообщала бы о горе Хомли хоть что-нибудь вразумительное.

В Тбилиси, готовясь к путешествию, я увидел фотографии этого места.

Хомли – невзрачный, поросший не то полынью, не то порослью каких-то низкорослых деревьев кряж.

На первый взгляд – ничего интересного. И на второй тоже.

Но однажды в Тбилиси я услышал историю, которая заставила взглянуть на это место совсем другими глазами.

Это была легенда о рыцарском ордене, созданном не воинствующими и жаждущими славы дворянами-феодалами, как это происходило в средневековой Европе; здешними рыцарями стали жрецы культа Солнца, капища которого располагались тут же, на Хомли.

Эта прекрасный пример того, что местная рыцарственность имеет не менее глубокие корни, чем пресловутое европейское «нобилите».

Члены ордена впоследствии и стали воинами, призванными охранять главное сокровище Грузии.

«Главное сокровище Грузии? Я всегда думал, что это царица Тамар!» – сказал я, услышав эту историю.

Тамуна улыбнулась.

«Не только. Я имела в виду материальное сокровище…»

«Клад царицы Тамар?»

«Нет, клад всей Грузии».

«Золото?»

Рыбаки на промысле в устье реки Ингури

«Почему золото… – задумалась царица. – Мы знаем только, что там был спрятан клад, но что это за клад? Может быть – знание?»

Я не придал бы этому разговору такого значения (мало ли бесед о грузинских традициях мы вели на кухне), если бы не один факт.

В 30-е годы XX века Иосиф Сталин снарядил альпинистскую экспедицию на гору Хомли, цель которой держалась в строжайшем секрете. Возглавил ее известный альпинист, выходец из Местии, Алеша Джапаридзе, к тому моменту уже покоривший самую опасную вершину страны – Ушбу.

Гора Хомли – это не легендарная Ушба или тибетская Джомолунгма; экспедиция туда не могла стать торжеством советского альпинизма, как восхождение на Эверест.

Тем не менее, в Кремле придавали этой операции огромное значение.

Грузины считают, что Сталин искал там сокровища.

Какие именно – никто не знает. Еще один любопытный факт. Название рыцарского ордена, призванного защищать клад, происходит от сванского слова «фусд», означающее «владыка», или «всемогущий» и, возможно, является синонимом слова Бог.

Сама же организация, охраняющая тайну, носит название «Фустийцы» или «Пустийцы».

Но почему, если речь идет о сокровище всех грузин, орден назван сванским словом? И какое отношение гора Хомли имеет к Верхней Сванетии, где достаточно своих вершин?

После второго путешествия в Сванетию я понял: сваны далеко не глуповатые простаки, какими их изображают в анекдотах. Поэтому здесь, в Местии, говоря о загадочных сокровищах, я не задаю прямых вопросов.

Вернувшись в Местию с праздника Квирикоба, я отправился в гости к самой известной сванской династии альпинистов, связанной кровными узами с семьей человека, в середине прошлого века отправленного Сталиным на поиски легендарного грузинского сокровища.

Род Хергиани (символично для этой альпинистской семьи) проживает в Местии неподалеку от улицы Ушбы.

Стоит взглянуть на кисти рук любого из Хергиани, чтобы распознать в нем прирожденного скалолаза. У всех представителей этой семьи (как мужчин, так и женщин) – цепкие, крупные, сильные пальцы.

Многие сваны с незапамятных времен поднимались на Ушбу, Шхару, Тетнульд и другие знаменитые вершины Кавказа, но самый известный альпинист, родившийся в этих краях – Михаил Хергиани.

Он был одним из немногих советских спортсменов наравне с Юрием Гагариным (причислять первых покорителей космоса к ученым, а не атлетам, не поворачивается язык), кого удостоила приема и лестной оценки английская королева, назвавшая сванского альпиниста «тигром скал».

В Советской России альпинисту, чтобы прославиться, нужно было непременно подняться на восьмитысячник Джомолунгму. Но Михаила Хергиани интересовали другие, не менее сложные маршруты, в которых совмещались навыки альпинизма и скалолазанья.

На отвесные скалы Ушбы по ее знаменитому Зеркалу (отвесной скале в 1200 метров) он взбирался методом «свободного лазанья», т. е. не используя искусственные точки опоры, полагаясь, как скалолазы в стихах Владимира Высоцкого, «только на крепость рук».

Удостоенный всех возможных почестей при жизни, Михаил (настоящее его имя – Чхумлиан, русским именем его назвал кто-то из тренеров по альпинизму, неспособный запомнить редкое сванское слово) стал символом Сванетии, еще более популярным, чем сванские башни, но, увы, не таким долговечным.