Иван Гурьянов - Черная книга

Наломали они общими усилиями множество длинных сосновых сучьев и сделали довольно просторный шалаш, — обложив его кругом густой хвоей. Внутри накидали мелких зеленых веток целую гору и влезли внутрь. Трезор улегся за спиной своего хозяина.

— А что, Иван, ведь хорошо; так, пожалуй, и ночевать можно.

— Так точно, ваше благородие, уж на что лучше: и тепло и сухо, да тут хоть неделю ливень лей, так не прольет.

Навроцкий вынул часы и посмотрел.

— Э, да время-то близ двенадцати, адмиральский час близко. Давай-ка, Ванюха, закусим.

Иван вынул из патронташа два свертка, в одном была ветчина, колбаса, в другом жареная утка. Потом, взяв охотничий нож, стал резать то и другое.

А Михаил Александрович отстегнул две больших металлических фляги и раскупорил. Одна была с водкой, другая с коньяком.

Чарки были тут же; ими завинчивались горлышки фляг.

— Ну, дружище, чокнемся, — сказал Навроцкий, подавая одну чарку Ивану.

— Будьте здоровы, ваше благородие, — молвил тот, выпивая залпом до дна свою чарку.

— Да ты, брат, пьешь молодецки, право, хорошо.

— А это, ваше благородие, потому, что еще угар не прошел с приезду-то.

— А, вот как; значит, трещит котел-то, что и у меня же. Ну, давай повторим: говорят ведь люди, что «клин клином вышибается».

Выпили по другой, закусили, дали и Трезору утиное крылышко.

— А ведь дождик-то проходит, ваше благородие.

— Да, в самом деле. Скоро, значит, двинемся.

Дождик скоро прекратился; небо прояснилось; выглянуло солнышко.

Охотники встали, свернули свои плащи; перекинули их на ремнях через плечо и пошли.

Пройдя лес, они вышли на луговую дорогу.

— Скоро будет озеро, ваше благородие, где мы с барином били уток.

Дорожка вскоре затерялась среди частого кустарника и охотники вступили в частый ольховый лес.

Пройдя с полчаса, они заметили, что лес редеет, и действительно, через несколько минут очутились на самом берегу большого чистого озера, поросшего по краям густым камышом.

Они выбрали такое место, которое не было закрыто камышом и позволяло видеть всю гладь озера.

Потом, встав у опушки леса за густым невысоким кустарником, в нескольких шагах от берега, прижались в ожидании. Трезор тоже насторожился.

Так ждали минут с двадцать; вдруг раздался резкий звук и в воду с шумом опустилась большая серая утка.

Быстро закружилась она по воде, громко квакая, и вскоре около нее собралась целая стая.

— Иван, — шептал тихо Навроцкий, держа у плеча ружье, — стреляй вместе со мной из обоих стволов; раньше сигнала не надо. Я тихо скажу «пли».

Навроцкий приложил ружье к плечу и выжидал момента.

Между тем утки, ничего не подозревая, весело плескались в прозрачной воде. Но вот они собрались несколько в кучу.

«Пли!..» — тихо, но отчетливо скомандовал Навроцкий и четыре ствола одновременно выбросили пламя огня, застилая дымом пространство впереди.

В то же мгновение Трезор в два прыжка очутился в воде.

Когда дым рассеялся, то на поверхности воды увидали несколько оставшихся на месте уток, из которых некоторые еще трепетно бились крыльями.

— Выпала на долю Трезора работа, — говорил Михаил Александрович, — ну, Трезорушка, послужи, родной, в долгу не останемся у тебя.

А Трезор работал в это время с таким азартом, что Иван только руками разводил.

— Вот так Трезор, ну и собака; сейчас умереть, не видывал сроду такой.

Минут через пятнадцать восемь уток были уже на берегу.

— Вот это я понимаю, охота настоящая. Ну-ка, Ванюха, приторачивай.

— Да вы, ваше благородие, зачем же сами-то, я один донесу.

— Ну, брат, это не так-то легко одному-то, как тебе кажется: в них будет больше пуда.

Они взяли по четыре утки и закинули их за плечи.

Между тем на небе показались вновь тучи и вскоре дождь ударил еще с большей силой, чем давеча.

— Эх, парень, и везет и не везет. Теперь бы и домой, да далеко.

— Верст с двенадцать будет, ваше благородие, а вот отсель недалеко есть дом, а от него с полверсты будет село. Можно будет обождать, пока пройдет дождик-от.

— Вот это дело, идем скорей… Что, Трезорынька, озяб, родной мой? — ласково трепал Навроцкий дрожавшую собаку.

Охотники накрылись плащами и быстрым шагом пошли вдоль опушки леса.

Миновав озеро, они свернули вправо; потом, обойдя пригорок, вышли на дорогу и вскоре были вблизи большого помещичьего дома, окруженного громадными гигантскими березами. Дом был старый, деревянный, двухэтажный; окна были заколочены и он производил очень мрачное, удручающее впечатление. Окружен был высоким забором.

Охотники громко постучали в ворота; со двора послышался хриплый лай собаки, которая начала метаться, бряцая железной цепью.

Через минуту в воротах показался древний седовласый старец…

— Кого вам надоть? — спросил старик охотников, прищуривая свои подслеповатые глаза.

— Пусти, дедушка, обогреться ненадолго, смотри, какая непогодь, — сказал Михаил Александрович.

— Пожалуйте, кормильцы, милости прошу, входите, — и старик широко отворил калитку.

В глубине широкого, сплошь поросшего травой двора был небольшой ветхий домик, в котором жил старик-сторож. Кругом были древние строения, из которых некоторые готовы были рухнуть. Они производили такое же мрачное впечатление, как и старый заколоченный дом.

Войдя в дом, Навроцкий поздоровался со старушкой, женой старика.

Потом он разделся, сняв с себя предварительно трофеи охоты, и остался в одном форменном кителе.

Старик, увидя офицера, почтительно заговорил:

— Не прикажете ли самоварчик, ваше благородие, в минуту готов будет.

— Пожалуй, дедушка, если можно!

— Сейчас, сейчас, — засуетился старик и вместе со старухой ушел на кухню.

Иван тоже разделся и присел на лавку, а Трезор, обрадовавшись теплу, растянулся под столом.

Между тем старушка накрыла старой, но чистой скатертью стол и поставила два стакана.

— Ты, бабушка, ставь еще два: будем пить все за общую компанию! — сказал Навроцкий.

— Ну, ин ладно, мой батюшка, как вашей милости угодно.

Вскоре старик поставил на стол самовар и внес из сеней крынку густого молока.

— Пожалуйте, батюшка, — сказал он, — не обессудьте, — чем богат, тем и рад.

— Спасибо дедушка, давай-ка выпьем с нами за компанию, если употребляешь.

— Редко, батюшка, теперь приходится, ну, а прежде грешен, был попивал, за то и в солдаты отдали.

Навроцкий отвинтил от фляжек чарки, между тем как Иван спросил, нет ли тарелочки. Тарелочек нашлось целых две и вскоре они наполнились разными закусками.

— Ну а ты, бабушка, может быть, тоже выпьешь с нами? — обратился Навроцкий к старухе.

— Нешто, нешто, батюшка, пожалуй, и я выпью с хорошим человеком, — и она подала две рюмки.