Евгений Берестов - Караван специального назначения

Энвер-паша лежал на диване и курил. Мыслей не было никаких. Только опустошенность и чувство краха.

Адъютант вошел в комнату в некоторой растерянности и сказал:

— Ваше превосходительство! Он здесь и требует, чтобы его пропустили к вам.

— Кто он? — без малейшего интереса осведомился генерал.

— Человек, на которого вы обратили внимание в городе. Он повсюду рыщет. Видно, что-то хочет выведать о вас.

— А… этот востоковед… Что ему нужно?

— Говорит, ему необходимо срочно передать вам важное сообщение.

— Хорошо, — Энвер-паша тяжело поднялся с дивана. — Проводите его ко мне. И оставьте нас наедине.

Офицер застыл на месте, с тревогой глядя на Энвера-пашу, не осмеливаясь возразить генералу и в то же время не решаясь выполнить его приказание.

— Не беспокойтесь, — горько усмехнулся тот. — Это не наемный убийца.

Вуллит вошел в комнату Энвера-паши с видом человека, после долгой разлуки разыскавшего наконец своего старого доброго знакомого.

— Присаживайтесь, — с тяжелым вздохом кивнул генерал. — Не знаю, о чем пойдет разговор, но мне кажется, что все интересующие вас вопросы мы уже обсудили в Берлине.

— Тогда вы отклонили мои предложения.

— Вы думаете, что я приму их сейчас?

— Союз с немцами не удался, — Вуллит сел в кресло, предложенное генералом. — Будем смотреть правде в глаза. Вы им были нужны, пока стояли во главе Турции, а теперь… Ну да что об этом говорить… Я только что из Баку, со съезда народов Востока. Я слышал ваше заявление. Знаете, оно не вызвало энтузиазма у делегатов. Многие даже негодовали.

— Вы пришли поделиться со мной своими впечатлениями? — холодно спросил генерал.

— Ну что вы, — возразил Вуллит. — Хотя я даже записал некоторые ваши заявления. — Он достал из кармана блокнот и прочел: — «Мы были вынуждены воевать на стороне германского империализма. Я столько же ненавижу и проклинаю германский империализм и германских империалистов, сколько английский империализм и английских империалистов».

— Ну и что? — остановил его Энвер-паша.

— Вам не поверили, — Вуллит убрал блокнот в карман. — Не поверили ни они, ни мы. Вы обратились к съезду, к людям, с которыми никогда не найдете общего языка.

— Они еще пожалеют об этом! — запальчиво воскликнул генерал. — Я еще вернусь в Турцию.

— Генерал, — сказал Вуллит с мягкой укоризной, — мы знаем вас как человека решительного, но реалистичного.

— Короче, — Энвер-паша начал выходить из себя, — вы хотите сказать, что моя игра кончена? А может быть, вы предлагаете мне поступить на службу в британскую армию?

— Мы только хотим помочь вам.

— Разве у нас общие задачи?

— У нас общие враги, что важнее, — сказал Вуллит. — Вы мечтали возглавить мусульман. У вас есть такая возможность. Вы поведете за собой население Туркестана. Вы начнете борьбу с большевиками. И всегда можете рассчитывать на нашу поддержку.

— В Туркестане, — возразил Энвер-паша, — есть бухарский эмир Сейид Алим-хан. Вы ведь помогаете ему.

— Алим-хан не рожден воином. Он и саблю-то, наверное, не умеет держать, а повелевать способен исключительно в своем гареме. А вам нужен простор, вам надо действовать. В Европе вы просто зачахнете.

— Туркестан… Значит, Туркестан, — задумчиво прошептал Энвер-паша.

— Да, именно Туркестан, — живо подтвердил «востоковед» Вуллит. — Мы подготовим почву. Алим-хан отдаст в ваше распоряжение все свои отряды. А вы пообещаете ему, что, когда Туркестан освободится от Советов, он снова станет бухарским эмиром.

— Нет уж! — воскликнул Энвер-паша в гневе. — Алим-хан никогда не вернется в Бухару!

— Конечно нет, — подтвердил англичанин. — Но нельзя же так сразу лишать его последней надежды. Впрочем, Алим-хан не настолько глуп, чтобы до конца вам поверить, но создавать вам помехи он тоже побоится.

— Не очень-то я полагаюсь на отвагу джигитов Алим-хана, — Энвер-паша испытующе взглянул на собеседника. — Хватит ли у нас сил выгнать большевиков из Туркестана?

— Желание у вас есть? — коротко спросил Вуллит.

— Как же не быть желанию сражаться за веру? — ответил Энвер-паша высокомерно.

— Ну и прекрасно. Что же касается солдат Алим-хана, то они становятся похожими на настоящих воинов, если им хорошо заплатить. А заплатим им мы. Мы дадим вам и деньги и оружие.

— Значит, пришло время заключить союз, — не то спросил, не то констатировал Энвер-паша. — Что ж, никогда не поздно изменить наши отношения…

— Да, мы обязаны заключить союз, — решительно произнес англичанин. — В политике главное — ясно видеть цель и идти к ней прямо. Все остальное может меняться в зависимости от обстоятельств.

— Я подумаю, — сказал Энвер-паша.

— Извините мою назойливость, — откликнулся Вуллит, — но я прошу вас не откладывать решения. Так будет лучше и вам и нам. — Он встал, четко, по-военному повернулся и вышел из комнаты.

В день отплытия погода выдалась замечательная. Жара почти не ощущалась. Стоял один из тех редких дней, когда туман над Амударьей рассеивался и противоположный берег, низкий, почти сливающийся с поверхностью реки, будто приближался для того, чтобы его можно было хорошенько рассмотреть.

Чучин сидел рядом с Мухтаром, молча смотрел на медленно уходившие вдаль берега. Если на одном нельзя было заметить никаких признаков жизни, то другой берег закрывали буйные заросли камыша, местами разрываемые устьями арыков, орошавших прибрежные поля. Собранные в метелки розовые и лиловые соцветия яркими пятнами выступали среди сизоватых, похожих на чешую, листьев гигантского кустарника — тамариска. За кустарником поднимались покрытые блестящей красновато-бурой корой стволы джиды. На ажурных ее кронах уже появились мелкие плоды, из которых местные жители готовили отменное вино. Еще дальше от реки серебрились стройные евфратские тополя. Травянистые лианы, обвивавшие деревья и кустарники, делали прибрежные тугаи труднопроходимыми для человека, многие животные и птицы находили в них убежище от зноя. Вой шакалов и трубный голос оленей слышались довольно часто, порой можно было видеть на берегу осторожного мохнатого камышового кота и спокойно воспринимавшего плывущие по реке баржи дикого кабана.

Реки Иван любил с детства. Правда, в его родном Займище реки не было, но деревенскому мальчишке доставляло немалую радость мелкими перебежками добраться до реки, которая протекала в пятнадцати верстах от дома, окунуться в чистую прохладную воду, поваляться часок на солнце и, вдыхая полной грудью запахи летнего леса, не спеша вернуться домой.

В своем представлении Чучин наделял реки человеческими свойствами. Для него существовали реки, блиставшие задором и молодостью, и реки, напоминавшие дряхлых морщинистых старух; реки, полные жизни, буйные и стремительные, и реки вялые, лениво и нехотя несшие свои воды. Одни реки располагали к серьезному раздумью и одиночеству, другие вселяли в сердце беспокойство.