Евгений Берестов - Караван специального назначения

— Ну и могущественный же царь был, наверное, этот Будда, если ему такие памятники сооружали, — не выдержал один из красноармейцев. Баратов, смущенно покашляв, все же перевел его слова проводнику.

— О, нет, — вежливо возразил одетый в овечью шкуру проводник, — вы ошибаетесь. Будда отказался от всего, что имел. Мы — афганцы — мусульмане, мы молимся создателю мира, а буддисты — тому, кто ушел от мира. Наш народ не принял эту веру.

— Создатели мира не те, кому храмы и дворцы возводят, а те, кто эти дворцы своими руками строит, — строго заметил Чучин, едва дождавшись, пока договорит проводник и закончит переводить Аркадий. — И вон те крестьяне, что на поле целыми днями трудятся.

— Если они создатели мира, — с достоинством ответил проводник, все время вежливо кивавший, пока ему переводили слова Чучина, — то, значит, сами виновны в его несовершенстве.

— Виновны, — подтвердил Иван, — в том, что позволили себя эксплуатировать. Вот когда они освободятся от предрассудков, а их жены откроют свои лица, тогда и мир переменится.

— Может быть, так и будет, — вежливо согласился проводник. — Но сколько еще лет пройдет до той поры? Когда-то у нас были великие ученые и поэты, а сейчас-сейчас почти никто ни читать, ни писать не умеет. Слава аллаху, эмир Аманулла-хан человек просвещенный, он хочет дать народу образование…

Когда они спустились в долину, Гоппе мечтательно взглянул на остатки гигантской стены, некогда окружавшей замок Зогак, и сказал Чучину:

— Хорошо здесь, красиво!

— Красиво, — рассеянно подтвердил Чучин и неожиданно произнес: — Я хотел с тобой поговорить о Кузнецове.

— Ну? — настороженно отозвался Гоппе.

— Не нравится мне Сергей, — коротко сказал Чучин.

— Почему? — пытливо взглянул ему в глаза Гоппе.

Чучин задумался.

— Я к нему стал приглядываться еще в Мазари-Шарифе. Странно он себя вел. Куда я ни пойду, он всюду за мной увязывался. И Валерка… покоя мне его гибель не дает…

Гоппе только отмахнулся.

— Тоже мне, сыщик нашелся. Да ты вроде Фатьмы.

Иван молчал, но на его скулах вздулись и заходили желваки.

— Интересно, — продолжал Гоппе, — кто тебе этой чепухой голову забил?

— Если бы речь шла о моей жизни, я бы не завел этого разговора, — отрезал Иван, уже сам жалея, что начал его, — но сейчас речь идет о самолетах и чужих жизнях, а это другое дело. Неужели тебя не насторожили слова Мухтара о том, что в отряде может оказаться предатель?!

— Мерзавцы, льют помои прямо на голову! — завопил невысокий согбенный человек, обернулся и угрожающе поднял палку.

Но поскольку женщина, выплеснувшая с балкона ведро с грязной водой, уже скрылась, а на не очень чистую одежду путника попали лишь отдельные брызги, он только громко выругался и пошел дальше той же тяжелой походкой, выдававшей в нем человека немолодого и изрядно уставшего.

Путник остановился у серого покосившегося дома, ничем не отличавшегося от окрестных домов, и постучал кулаком в ворота.

— Что нужно? — донесся со двора хриплый гортанный голос.

Путник ничего не ответил, только забарабанил еще громче.

Наконец ворота слегка приоткрылись, и в образовавшейся щели показалось землистое лицо прислужника.

— Что нужно? — неприязненно повторил свой вопрос прислужник, свысока окинув, взглядом невзрачную фигуру непрошеного посетителя.

— Хозяин дома? — глухо спросил путник и сделал шаг вперед.

— Нет хозяина, в отъезде, — отрезал тот и хотел закрыть ворота, но путник опередил его, с неожиданным проворством отодвинул прислужника в сторону и протиснулся во двор.

— Закрой ворота, — приказал он.

Прислужник хотел было вышвырнуть на улицу непрошеного посетителя, но, едва шевельнувшись, увидел прямо перед собой дуло карабина. Путник быстро сбросил с головы капюшон.

— Ахмед Али! Хозяин! — ошарашенно завопил прислужник.

— Что же ты до сих пор не научился узнавать меня? — усмехнулся Ахмед Али.

— Да как же узнаешь, если у вас не только голос, но и рост меняется, — радостно затараторил прислужник. — Просто чудеса какие-то, да и только.

— Ладно, хватит болтать, — сурово прервал его Ахмед Али, — скажи лучше, все ли в порядке. Никаких происшествий не было в мое отсутствие?

— Что вы, хозяин! — воскликнул слуга. — Все в полном порядке.

— И гостей не было?

— Нет, никто вас не спрашивал.

— А как Шафика-ханум?

— Госпожа у себя. У нее тоже все благополучно.

— Хорошо, принеси мне в комнату воды, — сказал Ахмед Али и пошел к себе.

Он переоделся, умылся, взглянул в зеркало и, довольный, отправился на женскую половину дома. Шафика, едва заслышав звук шагов, бросилась навстречу мужу.

— Ах, Дональд, как я ждала тебя, — воскликнула она с чувством.

Ахмед Али смерил ее взглядом, от которого она вздрогнула, как от пощечины, съежилась и виновато посмотрела на мужа.

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не называла меня Дональдом, — раздраженно сказал Ахмед Али.

— Но ведь нас никто не слышит, — тихо оправдывалась Шафика.

Хозяин дома смягчился, сел рядом с женой и привлек к себе. Отведя рукой прядь ее мягких каштановых волос, он стал целовать опущенные веки Шафики.

— Если ты всегда будешь такой грустной, как сегодня, я разлюблю тебя и возьму себе еще одну жену, — неуклюже пошутил он.

— Я ее отравлю, — прошептала Шафика, — и тебя тоже.

Она прильнула к мужу всем телом и подняла на него глаза.

— Мне здесь так тяжело. Хуже, чем в тюрьме. Если бы ты только знал, Ахмед, как мне надоело в Кабуле. Мне надоел этот мрачный город, надоела эта дурацкая паранджа. Мне все здесь противно.

Пальцы Шафики судорожно сжали руку мужа.

Ахмед Али снова поцеловал Шафику и смахнул с ее щеки слезу.

— Дорогая, — сказал он, — потерпи еще немного. Скоро твои мучения кончатся и я отвезу тебя в Европу.

— Нет, — грустно вымолвила Шафика, — я уже не верю, что когда-нибудь наступит это счастливое время. Я умру, так и не увидев ни Лондона, ни Парижа.

— Ты же знаешь, — вздохнул Ахмед Али, — что я не принадлежу себе.

— Ахмед, дорогой мой, брось все, — говорила Шафика, устремив на мужа полный глубокого отчаяния взгляд, — пусть сами разбираются в своих делах. Уедем отсюда куда угодно. Только поскорее.

— Неужели ты не понимаешь, — ответил Ахмед Али, — что и мне не терпится уехать? Но что мы будем делать в Европе?

— Для такого человека, как ты, занятие найдется всюду, — убежденно сказала Шафика.

Ахмед Али покачал головой.

— Здесь я нужен англичанам. Им без меня не обойтись; никто не может сделать того, что удается мне. А в Европе? — Ахмед Али грустно посмотрел на Шафику. — Кто я? Сын английского купца и простой афганки. Последний английский клерк, ни к чему не способный, кроме тупого сидения в конторе, будет относиться ко мне с пренебрежением.