Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)

В зал вошли другие, и Тарзан молча отвернулся к окну. Но он не видел, что происходило на улице. В окне ему мерещилась зеленая поляна, окруженная переплетениями чудесных тропических растений и цветов, над ней шумела листва могучих деревьев, а еще выше сияла синева африканского неба. В центре поляны на земляном возвышении сидела девушка, а рядом – молодой человек. Они ели прекрасные плоды, глядя друг другу в глаза и смеясь. Они были счастливы и были одни на всем свете.

Его мечтания прервал железнодорожный служащий, который вошел в зал ожидания с вопросом, нет ли здесь джентльмена по имени Тарзан?

– Я мсье Тарзан, – ответил наш герой.

– Вам телеграмма из Парижа, ее переслали сюда из Балтимора.

Тарзан вскрыл конверт и увидел, что депеша было от Д’Арно.

Отпечатки пальцев доказывают, что ты Грейсток. Поздравляю. Д’Арно.

Тарзан прочитал, и в этот момент к нему подошел с протянутой для пожатия рукой Клейтон. Перед Тарзаном стоял человек, получивший его титул, его поместья, а теперь собирающийся жениться на его любимой девушке. И достаточно было одного слова, чтобы вся жизнь этого человека резко изменилась. Тарзан может забрать у него титул, земли, замки, а главное – отнять у него Джейн Портер.

– Послушайте, старина, – заговорил Клейтон, – у меня не было случая поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали. Вы постоянно спасали нам жизнь, сначала в Африке, а теперь и здесь, и я ужасно рад, что вы приехали сюда. Нам надо познакомиться получше. Я часто думал о вас и вашей удивительной жизни. Если можно, нельзя ли узнать: каким образом, черт побери, попали вы в эти жуткие джунгли?

– Я там родился, – спокойно ответил Тарзан. – Моя мать была обезьяна, и она, разумеется, не могла рассказать мне об обстоятельствах моего рождения. Отца своего я не знал.

О дальнейших приключениях лорда Грейстока читайте «Возвращение Тарзана».

– Magnifique! [9] Чудесно! (фр.) – вполголоса произнесла графиня де Куд.

– А? – повернулся к своей молодой жене граф. – Что именно?

Он осматривался вокруг – что же ее так восхитило?

– Нет-нет, ничего особенного, дорогой, – успокоила его графиня, чуть покраснев. – Я всего лишь с восхищением вспомнила эти громадные здания – небоскребы, как их называют там, в Нью-Йорке.

И красавица-графиня, усевшись поудобнее в шезлонге на палубе парохода, снова взялась за чтение журнала: минуту назад она уронила журнал на колени, охваченная приятными воспоминаниями, – «ничего особенного».

Граф тоже продолжил читать, но его мучил вопрос: отчего это через три дня после отъезда из Нью-Йорка его жена вдруг начала восхищаться зданиями, которые прежде называла «чудовищными»? Он отложил книгу и сказал:

– Ужасно скучное сочинение, Ольга. Пойду-ка поищу кого-нибудь, кто соскучился не меньше моего. Может быть, удастся составить партию.

– Не очень-то вы любезны, дражайший супруг, – с улыбкой ответила молодая женщина. – Но поскольку мне тоже скучно, я вас прощаю. Идите играйте в ваши несносные карты, если уж вам так хочется.

Когда граф ушел, Ольга украдкой взглянула на молодого человека – тот лениво растянулся в кресле неподалеку.

– Magnifique! – выдохнула она снова.

Двадцатилетняя графиня Ольга де Куд была верной и преданной женой, но она вышла замуж за человека вдвое старше себя не по воле сердца, а по воле судьбы и титулованного русского папеньки. Однако на том основании, что графиня позволила себе негромкое восклицание при виде красивого молодого незнакомца, еще нельзя заключить, что мысленно она склонялась к измене супругу. Она просто поглядела на своего соседа с тем восхищением, какое вызвал бы у нее совершенный образец некой породы животных. А в этом отношении молодой человек, несомненно, заслуживал внимания.

Красавец поднялся, чтобы уйти в каюту. Еще раз тайком взглянув на его профиль, графиня жестом подозвала проходившего мимо стюарда и спросила:

– Кто этот джентльмен?

– Он числится в списках пассажиров как мсье Тарзан из Африки, – ответил тот.

«Имение немаленькое», – подумала девушка. Необычное имя еще больше подогрело ее любопытство.

Тарзан тем временем не спеша направился в курительный салон. У самого входа он столкнулся с двумя мужчинами, которые оживленно что-то обсуждали, явно опасаясь быть услышанными. Молодой человек не удостоил бы их вниманием, если бы не странный, словно виноватый взгляд, брошенный одним из них. Эти двое напомнили Тарзану злодеев из мелодрам, виденных им в парижских театрах. Оба были смуглыми, все время переглядывались, перешептывались, чем и усиливалось сходство.

Тарзан вошел в салон и уселся в кресло, стоявшее несколько поодаль от других. Он не был расположен к разговорам и потягивал абсент, не без грусти вспоминая события последних недель своей жизни. Снова и снова Тарзан задавал себе вопрос: верно ли он поступил, отказавшись от прав, принадлежащих ему по рождению, в пользу человека хоть и достойного, но которому ничем не был обязан? Нет, не ради Уильяма Сесила Клейтона, лорда Грейстока, он сделал это, а ради любимой девушки. Они оба ее любили, но капризная фортуна оказалась на стороне Клейтона.

Но еще мучительнее было сознавать, что и Джейн любит Тарзана, и все-таки тем вечером на полустанке, затерянном в лесах Висконсина, он не смог бы поступить иначе: он думал в первую очередь о счастье Джейн. Недолгое знакомство с цивилизацией и культурными людьми подсказывало Тарзану, что без денег и определенного положения в обществе большинству из них жизнь кажется несносной.

У Джейн Портер с рождения было то и другое. Отобрав богатство и титул у ее будущего мужа, Тарзан попросту вверг бы их обоих в нищету. Но то, что в этом случае Джейн могла бы отвернуться от Клейтона, Тарзану и в голову не приходило: он приписывал другим ту же честность и преданность, которыми обладал сам, и в данном случае ничуть не заблуждался. Подобное несчастье лишь сильнее связало бы Джейн Портер с Клейтоном и заставило бы держать слово.

Мысли Тарзана обратились от прошлого к будущему. Он задумался о возвращении в джунгли – в те дикие, жестокие джунгли, где родился и провел юность, где прожил двадцать из своих двадцати двух лет. Будет ли это возвращение радостным? Но кто из многочисленных обитателей лесов обрадуется ему? Никто. Только Тантор, слон, – единственный, кого Тарзан мог бы назвать своим другом. Для всех остальных он, как и прежде, будет либо добычей, либо охотником. И даже обезьяны его племени не проявят дружеского отношения.