Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

Тангейзер ухмыльнулся, но ничего не сказал, а герцог стал рассказывать дальше:

– Королевский двор в долгу у итальянских банкиров и зависит от них. Еще один конфликт с Испанией стал бы катастрофой, но его величество колеблется, особенно когда на ухо ему нашептывает Колиньи.

– Почему такой известный подстрекатель, как Колиньи, допущен к уху короля?

– Королю всего двадцать два.

– В этом возрасте Александр взял Персеполь.

– Вы правы, но лишь отчасти. – Рец немного помолчал. – В ту ночь, когда его величество впервые познал женщину, я присутствовал при этом событии от начала до конца, чтобы все прошло хорошо. Я исполнил свою священную обязанность по отношению к королю – и все прошло отлично. Ваша ошибка состоит в том, что король есть король, независимо от своих возможностей.

Матиас скрипнул зубами:

– Я не хотел оскорбить ни вас, ни его величество.

– Я и не воспринял ваши слова как оскорбление. Понимаете, Тангейзер, меня окружают подхалимы и лжецы. Ваша прямота на вес золота, хоть я к такому и не привык. Два дня назад адмирал отважился на открытую угрозу: король должен выбирать между войной с иностранной державой и гражданской войной.

– Тогда почему его труп не гниет на виселице? Или угроза королю уже не считается государственной изменой?

– Его величество любит Колиньи почти как отца, которого он практически не знал.

– Но адмирал любит только войну. Без войны он обычный провинциальный дворянин. Никто. Так что ему нечего терять, и я бы поверил ему на слово: очередная война уже началась.

– Четырехтысячная армия гугенотов разбила лагерь в одном дне пути от Парижа. У них нет намерения нападать на нас – да этого и не требуется. Колиньи клянется в их верности, но они не подчиняются королю, и само их присутствие бросает вызов королевской власти. Кроме того, они наводят страх на мирное население.

Иоаннит почувствовал, что голова у него гудит. Несколько месяцев, которые он провел в безлюдных местах, на море и в пустыне, очистили его мозг от подобных забот. Он полностью сосредоточился на том, чтобы выжить в мире, каким его создал Бог. И забыл о том мире, который люди создали вместо Него.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – вздохнул рыцарь.

– Мне интересно, как вы бы поступили в подобных обстоятельствах.

– На вашем месте?

– На месте короля.

Тангейзер задумался. На этот счет у него имелось мнение – но не было никакого желания его высказывать.

– Можете говорить свободно, – ободряюще добавил Рец, и его новый знакомый подчинился:

– Колиньи – сильный человек. И он знает – как и любой попрошайка на улице, – что короля считают слабым. А сильному человеку неприятно подчиняться слабаку или матери слабака.

– Значит, вы не одобряете эдикт о веротерпимости?

– Терпеть можно приступ геморроя, но не таких военачальников, как Гаспар Колиньи.

До сих пор Тангейзер не был знаком с первой названной им бедой, зато достаточно хорошо знал вторую. Ему хотелось вновь оказаться на земле, созданной Богом. Вместе с путешественниками из Тимбукту.

– Разве они не имеют права на свободу вероисповедования?

– Думаете, капитаны Колиньи в тавернах обсуждают вопрос истинного присутствия Христа на мессе? Они обсуждают лошадей и оружие. Они говорят о деньгах, положении и власти. Они не дискутируют о природе божественного. И понятия не имеют, за что сражаются, – как и католики, которые в точно таких же тавернах ведут точно такие же разговоры. Это война между верующими, которые не понимают, во что верят.

– Именно поэтому я и спрашиваю у вас совета.

– Это вопрос власти, а не религии. Принадлежит ли власть государству, воплощением которого является король? Или власть будет снова распылена между военачальниками и их наемниками?

Карета остановилась и заскрипела, когда Гузман сошел на землю. И открыл дверцу.

– Лувр, ваша светлость.

Герцог посмотрел на Тангейзера:

– Так как бы вы ответили на этот вопрос?

– Вожди гугенотов бросают вызов королю в его собственном дворце. Произносят слова измены. Требуют начать войну. Угрожают королевской власти. Они угрожали его матери?

Тангейзер колебался. Рец умело вел разговор, и ему это не нравилось.

– Я бы их всех убил, – высказал он все же пришедшее ему в голову решение.

– Всю гугенотскую аристократию?

– Только верхушку.

– Радикальное решение вопроса. А подробнее?

– Думаю, я не первый, кто предложил этот план.

– В общем-то нет, и именно поэтому мне интересны детали.

– Обезглавьте верховное командование, и следующая война будет не такой масштабной. А если добавить толику политической ловкости – заговор изменников, решительно пресеченный мудрым и великодушным королем, и так далее, и так далее, – тогда войны вообще может не быть.

– Вы предлагаете убить, скажем, сорок дворян – а также их телохранителей и слуг, – которые являются гостями в королевском дворце и находятся под его защитой. – Голос Реца звучал спокойно, словно ему действительно был знаком этот план. – Людей, принадлежащих к старейшим фамилиям Франции…

– Вы ищете дополнительные аргументы.

– А у вас есть причины их скрывать?

– Старейшие фамилии Франции – это не более чем старейшие преступники. Как и во всем остальном мире. Последние десять лет они занимались только тем, что раздирали страну на части.

– Кое-кого из этих людей его величество считает ближайшими друзьями.

– Король, который не способен убить ближайших друзей ради блага своего народа, – это не король. Сулейман задушил собственных сыновей, чтобы сохранить мир. Правда, он задушил не тех, но это уже другое дело.

– Я не могу использовать аргумент, в котором его величество сравнивается с турком, причем сравнение не в его пользу.

– Эти планы предназначены для ушей его величества?

– Убедить нужно именно его.

Тангейзеру очень хотелось выйти из кареты и заняться собственными делами.

– Тогда скажите ему вот что, – предложил он. – Его величество должен продемонстрировать грубую силу. Он с этим сильно запоздал, и теперь единственная валюта, за которую можно купить эту силу, – кровь. Вопрос: «Чья кровь?» Крови одного Колиньи уже недостаточно, потому что его кровь стала кровью мученика. Но если эту кровь разбавить кровью его сообщников и пролить ее одновременно с заявлением о раскрытии заговора по захвату трона – а именно это и пытается сделать адмирал, – то мученик превратится в изменника, кем он на самом деле и является. Представьте этот акт как защиту всех его людей – и тщательно избегайте каких-либо гонений на протестантскую веру, – тогда остальные знатные гугеноты смирятся. Это сработало в Англии, хотя там религиозные партии поменялись местами. И чем больше близких друзей убьет теперь король, тем лучше. Что касается военной стороны дела, он должен захватить крепости протестантов, в частности, Ла-Рошель, предпочтительно в одиночку, подъехав к воротам и потребовав ключи. Если у него хватит духу это сделать, я сомневаюсь, что они осмелятся его застрелить.