Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

– Его за это разыскивают?

– Нет, ордер в таких случаях не выписывают. Шатле не может арестовать члена ордена, как какого-то уличного вора. Нужно согласие короля, парламента, а может, и самого Папы в Риме.

– Ордена?

– Да, ордена святого Иоанна. У них свои законы. Никто не вмешивается в их дела. В любом случае нам не сказали, что его обвиняют в преступлении. Просто нужно его найти.

– Кто его ищет?

– Не знаю, и тот человек, который мне сказал, тоже не знает, и те, кто сказал ему… и так далее, и так далее. Его срочно разыскивают по какому-то важному делу. Кто знает, может, у шевалье большой член и герцог Анжуйский решил покаяться.

– Я буду иметь в виду. Как его зовут?

– Матиас Тангейзер.

Гриманд скривил губы, словно слышал это имя впервые. Одно из преимуществ его лица состояло в том, что любая гримаса выглядела на нем настолько преувеличенной, что скрывала его мысли. Но на самом деле он думал, что имя человека, которого разыскивают, ничего не значит. Или почти ничего.

– Есть у него еще какие-нибудь приметы? – спросил он.

Роде прищурился, поднял глаза к небу, и Гриманд с облегчением вздохнул. В океане лжи сержант ловок, словно угорь – впрочем, как и все они, – но желай он обмануть, то приложил бы больше усилий. Это значило, что его собеседник не знал о связи женщины, которую утром видел в тележке Гриманда, и человека по имени Тангейзер.

Сержант покачал головой:

– Нет.

– Значит, большой член – всего лишь предположение.

– Мечты моей жены.

– Я ухожу. Можешь сказать своей жене, что отец Роберт платит золотом.

– А зачем мне ей это говорить?

Гриманд остановился у фонтана Невинных и вымыл под его струями сапоги. Возможно, это просто совпадение, но Матиас – не очень распространенное имя, разве что среди саксонцев. Свинцовый груз внутри не исчезал. Он любит эту женщину, и поэтому выбор прост. Либо руководствоваться чувствами, либо нет. Король Кокейна напомнил себе, что нужно переодеть рубашку, прежде чем входить в родильную комнату. Неизвестно, большой член у саксонца или нет, но нельзя отрицать, что он работает.

Предводитель воров посмотрел на солнце, все еще жаркое, но уже начинавшее клониться к западу. Он потерял счет времени. Пора возвращаться в Кокейн.

Тангейзер будет искать свою жену, но не найдет. А вот другие могут – если обнаружат, что Карла жива. И они обязательно обнаружат, если уже не обнаружили. Зачем Шатле ищет этого человека? Сообщить о его жене, помочь им? Предупредить его, защитить? А может, та же злобная рука, что заплатила Гриманду за смерть Карлы, пытается дотянуться и до ее мужа. Кто пытается убить их обоих и почему? Король Кокейна всю жизнь провел среди преступников, причем из всех слоев общества, и прекрасно понимал, что Карла меньше всего похожа на человека, способного вызвать такую сильную ненависть. Причины для убийства могли быть самыми разными. В тот день, когда король залил стены своего дворца кровью – кровью приехавших на свадьбу его сестры гостей, родственников и давних друзей, – возможно все.

Ребенок. Может, дело в нем?

А может, Тангейзер – просто жестокий злодей?

Многие мужья не прочь избавиться от жен.

Гриманд вытер глаза от грязи и пота. Голова у него раскалывалась. Вот почему нет смысла задавать вопросы. Или нарушать договор. Он остановился, чтобы помочиться. Король воров чувствовал себя медведем, вдруг почуявшим, что в лесу появилась свора собак, вынюхивающих его запах. Сержанты не посмеют сунуться во Дворы. За это придется дорого заплатить – и теперь, и потом. Но у Гриманда много врагов, и нанять их так же просто, как и его самого. Самое подходящее время для войны банд – но только не для него. Не следовало убивать Биго. Безумие. Безумие… Но он не останавливался. События могут развиваться быстро. Понадобилось меньше двух дней, чтобы во всем городе веселый праздник сменился кровавым хаосом.

Нужно действовать хитростью.

Гриманд ускорил шаг.

Он увезет Карлу из Парижа.

Когда он вернулся, Алис запретила упоминать имя Тангейзера.

Гриманд ждал благоприятного момента, а появление на свет маленькой девочки развеяло его мрачные мысли. По крайней мере, на время. Карла окончательно завоевала его сердце, но он надеялся, что его лицо поможет скрыть этот факт. Интересно, догадалась ли мать? Она сама и ее ремесло по-прежнему завораживали короля воров. Мать видела его насквозь. Она отказывалась принимать от него что-либо, кроме хлеба насущного. Алис научила его всему, что знала, но Гриманд не мог жить такой жизнью. Мать не осуждала сына и не раз повторяла, что он сам должен нести свое бремя.

Ее умение обращаться с роженицами и их младенцами – в радости, в горе или даже в страхе – Гриманд наблюдал с детства. Но связь, образовавшуюся между матерью и Карлой, ему еще не приходилось видеть. Что за искра проскочила между ними? Страхи нахлынули на него с новой силой. Может, эта связь поможет ему? Он увезет их обеих из Парижа. Лошадь и фургон достать нетрудно. Золота хватит, даже несмотря на щедрое пожертвование священнику. Ворота Сен-Дени буквально в двух шагах, а стражников он подкупал уже не раз. Можно выйти из города, когда будут впускать скот. От этих мыслей на душе стало легче. Алис будет возражать, но он ей ничего не скажет, пока все не подготовит.

Приняв такое решение, Гриманд сообщил Карле, что, по его сведениям, Матиас в Париже.

Женщина была измучена родами и пребывала под воздействием сильных эмоций, что явно смягчило ее реакцию на это известие. Не стоило сбрасывать со счетов ее редкое самообладание, которое поразило предводителя бандитов с первой же минуты. Несколько секунд она молчала, глядя на спящего ребенка, а потом итальянка подняла взгляд на Гриманда.

– Пожалуйста, принесите перо и бумагу, – попросила она. – Я должна ему написать.

– Написать? Что? У нас в доме нет таких вещей, – развел руками Инфант Кокейна.

– Матиас вас убьет, когда найдет, а я бы этого не хотела.

Гордость Гриманда была уязвлена. Он уже составил представление о ее муже как о галантном господине, способном завоевать такую женщину, как Карла. Красивый парень, и к тому же храбрый, но вряд ли способный нагнать на него страх.

– Я тронут заботой о моей безопасности, – усмехнулся он. – И в свою очередь беспокоюсь за благородного господина, который, вне всякого сомнения, заблудился в этом адском котле.

– Матиас не благородный и не господин – в том смысле, в каком вы имеете в виду, – возразила роженица. – В бою он не уступает Алтану Савасу – и я не сказала «превосходит Алтана» только из уважения к памяти моего телохранителя. В военном деле и в искусстве выживания моему супругу нет равных.

Гриманд вспомнил трех поляков, убитых на дуэли, подробность, о которой он предпочитал не думать. Поляки имели репутацию отважных бойцов. Он поджал губы: