Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

На той стороне реки виднелась Гревская площадь, по которой бесцельно – по крайней мере, так казалось отсюда – слонялись группы вооруженных людей. У реки стояли две телеги, доверху наполненные трупами. Две пары мужчин, голых по пояс, с блестящими от пота телами, сбрасывали мертвецов в реку. Некоторые трупы были маленькими, и для них хватало всего пары рук.

Тангейзер разбудил детей в повозке, чтобы они могли снять обувь и добраться до спален, и отвел Юсти и Паскаль в гостиную. Там они сели за стол и приглушенными голосами обсудили их теперешнее положение, на взгляд Матиаса, не такое уж плохое.

Он сказал младшей Малан, чтобы та носила перчатки на людях, даже за столом, объясняя это сухим воспалением кожи. Кроме того, иоаннит разрешил еще один, не дававший ему покоя вопрос: он снова оставил детям свои пистолеты, подробно объяснив их опасность, а также необходимость скрывать их от Ирен, которая – рыцарь не сомневался – будет возражать или потребует за это дополнительную плату. Оставил он подросткам и немного денег мелкой монетой, а также рассказал об опиуме в сумках, который они могли бы продавать маленькими порциями аптекарям, за сумму, в три раза превышающую ту, которую им предложат. Потом он отдал Паскаль и Юсти все двойные пистоли, оставив себе только один.

– Их тоже никому не показывайте, – велел Матиас. – В каждой монете пол-унции чистого золота, четыре сотни солей, но расплачиваться ими можно только за лошадей или драгоценности. Если будете их менять на золотые экю или другие монеты, каждый, кто может это сделать, захочет воспользоваться вашей молодостью и предложит всего триста шестьдесят… скажем… шесть золотых экю.

– Зачем нам их менять? – не понял молодой поляк.

– Потому что он может не вернуться, – объяснила девушка.

– Совершенно верно, – сказал Тангейзер. – Я заплатил за комнату и еду за три ночи. Если к тому времени я не вернусь, значит, меня нет в живых. Или я в тюрьме, из которой быстро не выбраться. И то и другое маловероятно, однако мы должны быть готовы ко всему. В этом случае, если у вас нет могущественных покровителей, о которых вы мне не рассказали, и если, – он многозначительно посмотрел на Паскаль, – вы постараетесь завоевать уважение и любовь Ирен, то должны довериться ей, в первую очередь в финансовых вопросах.

– А Фроже? – спросила девочка.

– Сержант – человек зависимый. Рассчитывайте на Ирен. Сестра – тот комиссар, которого он боится больше всего.

– Значит, мы останемся одни, – вздохнул Юсти.

– Другие добивались успехов при более скромном начале. И у вас тоже получится.

– А как бы вы поступили на нашем месте? – спросила Паскаль.

– Уехал бы из Парижа. Здесь у вас ничего нет. Собственность вашего отца конфискуют. Рано или поздно в вас узнают дочерей печатника и повесят. – Матиас посмотрел на Юсти. – На твоем месте я бы увез сестер в Польшу.

Гугенот задумался над этим предложением и растерялся:

– Это очень длинный путь.

– И на нем тебя подстерегает много опасностей, – согласился госпитальер. – Но в твоем возрасте я путешествовал гораздо дальше, причем это была не поездка домой. Вы можете укрыться в какой-нибудь протестантской крепости, как многие твои единоверцы. В Ла-Рошели. Или в Нидерландах. Но каждая из них – костер, готовый вспыхнуть в любую минуту. Англия? Англичане не такие варвары, как все думают. Моим лучшим другом был англичанин, хотя он происходил из северных земель и был живым опровержением моего аргумента. Еще вы оба и Флер можете принять крещение. Хотя зачем присоединяться к церкви, которая предпочла бы вас сжечь?

Дети задумались.

– Мы бы могли отправиться в Польшу, если бы с нами был Грегуар, – заключил Юсти.

– И последнее, – сказал рыцарь. – Если вы останетесь одни и решитесь на долгий путь, оставьте Мышек здесь, с Ирен, и дайте ей двойной пистоль. К тому времени, как сестры проедят эти деньги, она заставит их работать и уже не сможет без них обойтись. Они приучены угождать, и у них все получится. Они справятся.

– Но разве они не с нами? – Поляк вновь не мог скрыть растерянности.

– С нами, – ответил Тангейзер. – Но без меня вы не вместе, а отдельно, и если вы возьмете двойняшек с собой, то погибнете все.

Паскаль убеждать не требовалось. Юсти опустил голову.

– Мышки никогда не будут жить в том мире, в котором живем мы, потому что они видели ужасы, которые не должна видеть ни одна живая душа, даже та, что обречена на вечные муки ада, – объяснил иоаннит. – Их использовали для удовлетворения самых низменных человеческих желаний. Их достоинство согнулось и уже никогда не выпрямится, по крайней мере, по эту сторону от райских врат. Но несмотря на все, они выжили. Несмотря на все, они будут смеяться. Смотрите на мужество Мышек как на дар вам и мне, потому что это храбрость в своей самой чистой форме.

Гугенот задумался. Он не поднимал головы. Наверное, вспоминал, как Мышки тащили труп Тибо в больницу Отель-Дье. Матиас представил себе эту сцену. Мир, в котором такое возможно, действительно безнадежен.

– Да, они самые храбрые. – Юсти посмотрел на госпитальера. – Я принимаю их дар и буду его беречь. И поэтому мне кажется неправильным их бросать.

– Верность – хорошее качество, но если его проявление убивает обладателя, то ценность его сомнительна.

– Как это произошло с моими братьями?

Тангейзера удивил этот пример. Он кивнул. А поскольку Юсти сам поднял печальную тему, рыцарь задал ему вопрос, который напрашивался сам собой:

– Скажи, Доминик Ле Телье каким-то образом провоцировал вас на дуэль?

Его юный подопечный задумался.

– Гвардейцы смеялись над нами, и мы подошли и сказали, чтобы они заткнулись, – стал он вспоминать. – Доминик успокоил их и сказал, что нам нужно разбираться с вами, а не с гвардейцами. Да. Пообещал, что они не будут вмешиваться в поединок чести. Сказал, что не знает, как в Польше, но во Франции ни один благородный человек не спустит такого оскорбления.

Юсти умолк, видимо обдумывая печальный результат, к которому привела гордость его братьев.

Матиас не спрашивал его больше ни о чем. Значит, Доминик пытался подстроить его убийство всего через несколько минут после встречи, а когда ничего не вышло, запер его в тюрьме. Он помешал ему защитить Карлу – как пытался помешать и Кристьен, придумывая причины для задержки, когда иоаннит попросил проводить его к жене. Появление Тангейзера угрожало какому-то плану, который уже начал осуществляться. И все это происходило за несколько часов до приказа короля о массовом убийстве. Среди ужасов кровавого рассвета госпитальер связал произошедшее в особняке д’Обре с резней гугенотов, ошибочно объединив эти события. Но теперь ему казалось, что между ними могло и не быть никакой связи.