Уилбур Смит - Птица не упадет

— О Марк, я уронила хлыст. Не подадите?

Марк оторопел не только от этого обращения, но и от ослепительной улыбки и теплого голоса Бури.

В спешке он едва не свалился с седла, а когда протянул девушке хлыст, она благодарно улыбнулась и спросила:

— Марк, вы не поможете мне надписать мои ящики? Всего через несколько дней мы едем в Кейптаун.

— Я тоже жду этого, — согласилась Ирена, снова подводя свою лошадь к коню Марка, и Буря ласково ей улыбнулась.

— Будет забавно, — согласилась она. — Мне нравится Кейптаун.

— Замечательно весело.

Ирена рассмеялась, и Буря горько пожалела о том, что сама пригласила Ирену прожить четыре месяца в их доме в Кейптауне. Но прежде чем она нашла достойный ответ, Ирена наклонилась к Марку:

— Ну, поехали? — и повернула свою кобылу.

— Куда вы? — спросила Буря.

— Марк проводит меня к реке и покажет место, где переправился Дик Кинг, чтобы привести королевские войска из Грэмстоуна.

— Ирена, дорогая, — Буря коснулась глаз концом своего шарфа. — Кажется, мне что-то попало в глаз. Не посмотришь? Нет, Марк, не ждите нас. Поезжайте вперед с генералом. Я знаю, вы все еще ему нужны.

И она повернула головку к Ирене в ожидании помощи.

Марк с облегчением поскакал за генералом, а Ирена медовым голосом сказала:

— Дорогая, у тебя в глазу ничего нет, разве что капелька наивности.

— Гадина, — прошипела Буря.

— Дорогая, не понимаю, о чем ты.

«Дуноттарский замок», сотрясаемый работой двигателей, шел по освещенному звездами морю, словно вырезанному из обсидиана; каждая волна двигалась с таким тяжеловесным достоинством, что казалась твердой и неподвижной.

И только когда корабль поворачивал острый нос наперерез волнам, они покрывались белой пеной и с шумом прокатывались вдоль быстро несущегося корпуса.

Генерал остановился и посмотрел на юг, где в небе среди множества путеводных звезд горел большой крест и потрясал мечом Орион.

— Вот таким должно быть небо, — одобрительно сказал он. — Я никак не мог привыкнуть к северному. Как будто вселенная распалась, и великий порядок в природе сменился анархией.

Они подошли к поручню и остановились, глядя на восходящую из темного моря луну, которая как раз появилась над горизонтом. Генерал достал из кармана жилета золотые часы с крышкой и хмыкнул.

— Двадцать одна минута первого. Луна сегодня пунктуальна.

Марк улыбнулся этой небольшой шутке. Однако он знал, что генерал ежедневно заглядывает в календарь, справляясь о времени восхода солнца и луны и о лунных фазах.

Энергия этого человека поражала.

До самых последних минут они работали, причем работали с утра. Марк чувствовал, что одурел, устал от напряженных умственных усилий и от ароматного сигарного дыма, заполнявшего каюту.

— Думаю, мы сегодня слегка перетрудились, мой мальчик, — признался Шон Кортни, словно прочитал его мысли. — Но я хочу быть в курсе всех событий до того, как мы причалим в Столовом заливе. Спасибо, Марк. Почему бы тебе не пойти потанцевать?

Марк сверху посмотрел на пары, танцующие на прогулочной палубе. Корабельный оркестр играл вальс Штрауса, танцоры быстро кружились, женские юбки раскрывались, как лепестки экзотических цветков, и их смех, веселый и мелодичный, создавал контраст с непрерывным напевом волн.

Марк разглядел в толпе Бурю Кортни, особая грация легко позволяла выделить ее, она быстро кружилась в объятиях партнера; свет вспыхивал искрами в ее темных волосах и блестел на восковом совершенстве ее обнаженных плеч.

Марк закурил сигарету и облокотился на поручень, наблюдая за ней. Странно, но он редко чувствовал себя одиноким в тишине на обширных просторах дикой местности, а здесь, среди музыки, веселья и смеха молодежи, его охватило глубокое одиночество.

Предложение генерала спуститься и присоединиться к танцующим было неосознанно жестоким. Он будет совсем не к месту среди этой богатой молодежи, где все знакомы с детства и сразу объединяются и ревниво смыкают ряды, когда к ним пытается приблизиться чужак, особенно небогатый и незнатный.

Он представил себе, как приглашает Бурю на тур вальса, как она будет унижена тем, что ее приглашает секретарь отца, представил язвительные намеки, снисходительные вопросы: «Вы действительно печатаете письма, старина?» При одной мысли об этом Марк краснел от гнева.

Но он еще полчаса простоял у поручня, наслаждаясь каждым взглядом на Бурю и пылая неумолимой ненавистью к каждому ее партнеру; а когда наконец спустился в каюту, то не смог уснуть. Он написал письмо Марион Литтлджон и обнаружил, что впервые за несколько месяцев думает о ней с теплотой. Ее мягкая искренность, ее нежность и полная ему преданность неожиданно показались Марку драгоценными. На страницах письма он вспомнил ее неожиданный приезд в Йоханнесбург, незадолго до их отплытия. Генерал проявил понимание, и за эти два дня они много часов провели вместе. Его новое положение и окружение произвели на Марион большое впечатление. Однако их очередная попытка физической близости, хотя происходило это в чистоте и уединении коттеджа Марка, оказалась не успешнее первой. У Марка не было возможности, да и не хватало мужества разорвать их помолвку, и в конце концов он с облегчением посадил Марион в поезд до Ледибурга, но теперь одиночество и разлука сказались на его воспоминаниях о ней. Он писал с чувством искренней привязанности, но когда закончил и запечатал конверт, обнаружил, что спать по-прежнему не хочет.

В корабельной библиотеке он нашел экземпляр «Джока в вельде» [14] Книга Перси Фитцпатрика (1907 г.), рассказывающая о путешествиях по Трансваалю с собакой по кличке Джок. и перечитал рассказ о приключениях человека и собаки. Живые, рождающие тоску по минувшим дням описания африканского буша и диких животных доставляли ему такое удовольствие, что он забыл о своем одиночестве. Кто-то негромко постучал в дверь каюты.

— Марк, впустите меня на минутку.

Прежде чем он смог возразить, Ирена Личарс быстро протиснулась мимо него и приказала:

— Закройте дверь.

Ее тон заставил Марка сразу послушаться, но когда она повернулась к нему, он почуял недоброе.

Ирена была пьяна. Краска на ее щеках объяснялась не только румянами, глаза лихорадочно блестели, и смеялась она неестественно высоким голосом.

— Что случилось? — спросил он.

— О боже, дорогой. Я ужасно провела время. Меня преследует Чарли Истман. Клянусь, мне страшно возвращаться в свою каюту.

— Я поговорю с ним, — предложил Марк, но она быстро его остановила.

— Не надо устраивать сцену. Он того не стоит.

Она перебросила через плечо боа из страусовых перьев. Платье у нее было из слоев тонкого материала, который облаком окутывал Ирену, когда она двигалась, и обнажало плечи. Вырез был такой низкий, что груди выпирали из него, очень круглые, гладкие, белые и глубоко разделенные.