Уилбур Смит - Горящий берег

Она лежала, напряженная и неподвижная, притворяясь, что спит, и вот над краем долины поднялась ущербная луна. Тогда Сантэн неслышно встала. Шаса сонно лепетал что-то, когда она взяла сумку и палку и выбралась на тропу.

Прежде чем свернуть за холм, она остановилась и оглянулась.

Костер погас, остались одни угли, но луна осветила шалаш стариков. О’ва лежал в тени и казался неопределенным темным силуэтом, зато Х’ани была на свету. Ее янтарная кожа словно светилась, а лежащая на плече голова была повернута к Сантэн. На лице было выражение печали и безнадежности — предвестник печали и чувства утраты, которые придут, когда она проснется. Ожерелье из камней тускло блестело на старой костлявой груди.

— Прощай, старая бабушка, — прошептала Сантэн. — Спасибо за человечность и доброту. Я всегда буду любить тебя. Прости меня, маленькая Х’ани, но мы должны идти.

Сантэн пришлось взять себя в руки, чтобы обогнуть поворот, который отрезал ее от лагеря. Она торопливо пошла по каменистой тропе к пчелиному туннелю; на ее лице в лунном свете блестели слезы, соленые, как морская вода, когда затекали в рот.

Она ощупью прошла в полной темноте сквозь теплый, пахнущий медом туннель и вышла в освещенную луной долину. Остановилась: не звучат ли за ней шаги босых ног? — но услышала только вой шакалов на равнине внизу. Сантэн пошла вперед.

Когда она спустилась на равнину, Шаса захныкал и заерзал у нее на бедре, и она, не останавливаясь, приспособила перевязь так, чтобы он доставал до груди. Он жадно присосался, а она, пробираясь по лесу, шептала:

— Не бойся, малыш, хотя мы впервые одни в лесу ночью. Всадники встали лагерем где-то поблизости. Мы догоним их еще до восхода, даже до того, как проснутся О’ва и Х’ани. Не смотри в тени, не воображай там себе ничего, Шаса…

Она продолжала негромко говорить, стараясь подбодрить себя, потому что ночь была полна тайн и угроз, а Сантэн до сих пор не сознавала, насколько привыкла полагаться на стариков.

— Сейчас мы уже должны найти след, Шаса.

Сантэн неуверенно остановилась и осмотрелась. В лунном свете все выглядело иначе.

— Должно быть, мы его просмотрели.

Она повернула назад и перешла на тревожный быстрый шаг.

— Я уверена, он в начале этой поляны. — И сразу с облегчением: — Вот он, просто до сих пор луна светила нам в глаза.

Теперь тень четко очерчивала отпечатки копыт: сталь глубоко впивалась в мягкую землю.

— Сколькому научил нас О’ва!

Теперь она видела отпечатки так ясно, что могла перейти на бег.

Всадники не пытались скрыть след, а ветра, который мог бы его замести, не было. Ехали они в ряд, держась открытых мест, следуя по звериным тропам, лошадей не гнали, те шли неторопливым шагом, а в одном месте Сантэн увидела, что один из всадников спешился и какое-то время шел рядом с лошадью.

Она обрадовалась, увидев, что этот человек был в сапогах.

Сапоги для верховой езды, с каблуками средней высоты, изрядно поношенные. Даже в обманчивом лунном свете Сантэн по длине шага и чуть вывернутым наружу носкам могла сказать, что это высокий мужчина с длинными узкими ступнями и легкой, но уверенной походкой. Это как будто бы подкрепило ее надежды.

— Подождите нас, — шептала она. — Пожалуйста, сэр, подождите, пока мы с Шасой вас догоним.

Она быстро сокращала расстояние.

— Мы должны искать их костер, Шаса, они разбили лагерь недалеко… — она осеклась. — Вон там! Что это, Шаса? Ты видел? — Она смотрела в лес. — Я уверена, я что-то видела. — Она продолжала всматриваться. — Но сейчас оно исчезло. — Она пересадила Шасу на другое бедро. — Какой ты стал большой и тяжелый! Но неважно, скоро мы придем.

Она снова двинулась вперед, лес поредел, и Сантэн обнаружила, что дальше начинается еще одна большая поляна. В лунном свете высокая трава блестела, отливая тусклым металлом.

Сантэн осмотрела открытое пространство, отмечая все неровности, надеясь увидеть стреноженных лошадей возле костра, а на траве людей в спальных мешках, но видела только стволы деревьев, муравейники и на дальнем краю поляны — небольшое стадо антилоп-гну; животные паслись, опустив головы.

— Не волнуйся, Шаса, — она заговорила громче, чтобы скрыть жестокое разочарование. — Я уверена, что их лагерь под деревьями.

Антилопы подняли головы и, фыркая, пустились бежать в лес. Тонкая пыль вилась за ними, как туман.

— Что их испугало, Шаса? Ветер против нас, наш запах они не могли учуять. — Топот бегущего стада стихал. — Что-то их гонит! — Она внимательно осмотрелась. — Мне начинает мерещиться. Вижу то, чего нет. Мы не должны пугаться теней.

Сантэн решительно двинулась вперед, но через несколько шагов испуганно остановилась.

— Ты слышишь, Шаса? Кто-то идет за нами. Я слышала шаги, но теперь они остановились. Оно следит за нами. Я чувствую.

Луну вдруг закрыло небольшое облако, и мир потемнел.

— Скоро луна снова выйдет. — Сантэн прижала ребенка к груди. Шаса протестующее пискнул. — Прости, малыш.

Она разжала руки и, спотыкаясь, пошла вперед.

— Я жалею, что мы ушли. Нет, неправда! Мы должны были уйти! Надо быть смелыми, Шаса. Без луны нельзя идти по следу.

Она села, чтобы немного отдохнуть, и посмотрела на небо. Луна тусклым кружком просвечивала сквозь облако металлического цвета, но на мгновение попала в разрыв и залила поляну мягким платиновым светом.

— Шаса!

Голос Сантэн сорвался на пронзительный крик.

Там, впереди, что-то было — огромная бледная тень, размером почти с лошадь, но в крадущихся движениях животного чудилось что-то нестерпимо зловещее. От выкрика оно исчезло из виду, скрывшись в высокой траве.

Сантэн вскочила и побежала к деревьям, но не успела добежать до них, как луна снова исчезла, и в этой темноте Сантэн упала, растянувшись во весь рост. Шаса у ее груди сразу заплакал.

— Пожалуйста, тише, малыш. — Сантэн прижала его к груди, но он чувствовал ужас матери и продолжал кричать. — Не надо, Шаса. Ты его приманишь.

Сантэн сильно дрожала. От фигуры там, в темноте, исходила страшная, ни с чем не сравнимая угроза, ибо этот зверь был настоящим воплощением зла. Сантэн уже встречалась с ним однажды.

Она прижалась к земле, пытаясь укрыть Шасу своим телом. Тут звук — целый ураган звуков — заполнил ночь, заполнил ее голову и, казалось, саму душу. Она слышала этот звук раньше, но никогда так близко, такой душераздирающий.

— О, матерь Божья! — прошептала Сантэн.

Это был львиный рев, самый страшный звук африканской глуши.

В этот миг луна снова появилась из-за туч, и Сантэн явственно увидела льва. Он стоял в пятидесяти шагах, головой к ней, и был огромен. Грива распушилась и павлиньим хвостом рыжей шерсти окружала массивную плоскую голову. Лев хлестал хвостом, и при этом темный помпон, которым тот заканчивался, щелкал, как метроном. Лев приподнял голову, напружинив мощный корпус, раскрыл пасть, так что стали видны устрашающие клыки, тускло поблескивавшие в лунном свете, словно кинжалы, и снова заревел.