Уилбур Смит - Горящий берег

Она позволила ночному ветру обсушить ей лицо, потом снова надела еще влажное белье. Причесалась и почувствовала себя лучше, хотя распухшие от дыма глаза по-прежнему жгло, а на сердце словно лежал тяжелый камень и от усталости трудно было пошевелить рукой или ногой. Ее преследовали воспоминания — отец в дыму, лежащий на траве белый жеребец, — но она старалась прогнать их из сознания.

— Хватит! — сказала она вслух, прислонившись к выездным воротам. — Хватит на сегодня. Плакать буду завтра.

— Завтра никогда не наступит, — произнес в темноте голос на ломаном французском, и Сантэн вздрогнула.

— Бобби?

Она увидела огонек его сигареты. Врач показался из сумрака и прислонился к воротам рядом с ней.

— Вы поразительная девушка, — продолжал он по-английски. — У меня шесть сестер, но такой, как вы, я никогда не встречал. Кстати, думаю, мало кто из парней справился бы так же хорошо.

Сантэн молчала; когда врач затянулся, она при свете сигареты увидела его лицо. Примерно ровесник Мишеля. Красив. Рот полный и чувственный, и в нем есть мягкость, которой она не замечала раньше.

— Я говорю… — Ее молчание неожиданно смутило его. — Вы не против, что я говорю? Я уйду, если хотите.

Она покачала головой.

— Не против.

Некоторое время они молчали: Бобби попыхивал сигаретой, оба слушали далекие звуки боя и стоны раненых в амбаре.

Потом Сантэн пошевелилась и спросила:

— Помните молодого летчика в тот первый день, когда вы приехали в шато?

— Да. У него рука была обожжена. Как же его звали? Эндрю? Нет, это был его друг. Ну да — тот сумасшедший шотландец.

— Его звали Мишель.

— Я помню обоих. Что с ними стало?

— Мы с Мишелем должны были пожениться, но он погиб…

Тут ее долго сдерживаемые чувства прорвались.

Он незнакомец, он мягок и деликатен, и Сантэн обнаружила, что ей легко говорить с ним в темноте. На своем английском с акцентом она рассказала о Мишеле, о том, что они собирались жить в Африке, рассказала об отце, и как он изменился после смерти ее матери, и как она старалась присматривать за ним и не давать напиваться.

Потом рассказала, что творилось этим утром в горящем шато.

— Думаю, он этого хотел, по-своему он устал от жизни. Он хотел умереть и снова быть с мамой. Но теперь они оба ушли, и он, и Мишель. У меня нет никого.

Закончив рассказ, она почувствовала себя утомленной, иссушенной, но успокоенной.

— Да, вам досталось. — Бобби взял ее за руку. — Я бы хотел вам помочь.

— Вы мне помогли. Спасибо.

— Я бы мог дать вам чего-нибудь, опия, если это поможет вам уснуть.

Сантэн почувствовала чудовищное стремление забыться, такое сильное, что испугалась.

— Нет, — ответила она с ненужной резкостью. — Со мной все будет в порядке. — Она вздрогнула. — Я замерзла, и уже поздно. Еще раз спасибо за то, что выслушали.

Анна повесила в углу амбара одеяла и приготовила соломенный тюфяк. Сантэн почти сразу погрузилась в сон без сновидений и проснулась на рассвете в поту и с ощущением тошноты.

Все еще не вполне проснувшись, спотыкаясь, она с трудом выбралась во двор, и здесь ее вырвало у стены небольшим количеством горькой желтой желчи. Она выпрямилась, держась за стену, вытерла рот и обнаружила рядом Бобби Кларка; он с встревоженным лицом взял ее руку и посчитал пульс.

— Думаю, стоит вас осмотреть, — сказал он.

— Нет.

Она чувствовала себя очень уязвимой. Это странное недомогание встревожило ее: ведь она всегда была такой здоровой и сильной! И боялась, что он обнаружит что-нибудь ужасное.

— Со мной все в порядке, правда.

Но он, крепко держа Сантэн за руку, отвел ее к припаркованной санитарной машине и опустил брезентовый полог, чтобы они оказались наедине.

— Пожалуйста, ложитесь сюда.

Не обращая внимания на ее протесты, он расстегнул на ней кофточку, чтобы посмотреть грудь.

Его манеры стали такими докторскими, профессиональными, что Сантэн больше не протестовала и покорно подчинилась осмотру, садясь, кашляя, глубоко дыша, когда он приказывал.

— Сейчас я вас осмотрю, — сказал он. — Хотите, чтобы присутствовала ваша служанка? — Сантэн молча покачала головой, и он сказал: — Пожалуйста, снимите юбку и нижнюю юбку.

Закончив, он стал неторопливо укладывать инструменты в сумку и завязывать тесемки, давая ей время привести себя в порядок.

Потом взглянул на нее с таким странным выражением, что она встревожилась.

— Что-нибудь серьезное?

Он покачал головой.

— Сантэн, ваш жених погиб. Вы сами так сказали вчера вечером.

Она кивнула.

— Еще рано говорить с уверенностью, слишком рано, но я считаю, что вам понадобится отец для ребенка, которого вы носите.

Она невольно положила руки на живот защитным жестом.

— Я знаком с вами всего несколько дней, но этого достаточно, чтобы понять: я вас люблю. И вы оказали бы мне честь… — он умолк, потому что она не слушала.

— Мишель, — прошептала она. — Ребенок Мишеля. Я потеряла не все. У меня еще есть его часть.

Сантэн с такой охотой ела бутерброды с ветчиной и сыром, которые принесла ей Анна, что та взглянула на нее с подозрением.

— Мне гораздо лучше, — предупредила ее вопрос Сантэн.

Они помогли накормить раненых и подготовить их к перевозке. Двое тяжелых ночью умерли; санитары похоронили их в наспех выкопанных могилах на краю поля, и санитарные машины снова влились в поток движения по главной дороге.

Пробки предыдущего дня рассосались: армия приходила в себя после смятения, устанавливалось подобие порядка. Двигались медленно, но остановок стало меньше, и по дороге попадались примитивные пункты снабжения, сооруженные за ночь, и расположения штабов.

Во время остановки на краю маленькой деревушки, полускрытой деревьями и виноградниками, Сантэн разглядела на краю одного виноградника очертания самолетов.

Она забралась на задний борт фургона, чтобы лучше видеть, и в это время звено самолетов поднялось в воздух и пролетело низко над дорогой.

Сантэн испытала острое разочарование: это были неуклюжие двухместные разведчики «де хевиленд», а не изящные SE5a из эскадрильи Мишеля. Она помахала им, и какой-то пилот посмотрел вниз и помахал в ответ.

Это почему-то подбодрило ее, и, возвращаясь к принятым на себя обязанностям, она чувствовала себя сильной и беспечной; она шутила с ранеными на своем ломаном английском, и те радостно отзывались на ее шутки. Один назвал ее «Солнышко», и это имя быстро распространилось по всей колонне.

Бобби Кларк остановил Сантэн, когда она проходила мимо.

— Отличная работа, но не переусердствуйте.

— Все будет в порядке. Не тревожьтесь за меня.

— Ничего не могу с собой поделать. — Он понизил голос. — Вы обдумали мое предложение? Что скажете?