Уилбур Смит - Горящий берег

О’ва скользнул вперед, скрываясь за краем углубления, прижимаясь щекой к земле, чтобы голова не была видна на фоне неба, отталкиваясь от мягкой земли бедрами, коленями и пальцами ног.

Самец выкопал клубень и шумно жевал его, придерживая копытом, чтобы откусывать куски, а О’ва терпеливо и крадучись сокращал расстояние между ними.

«Ешь хорошо, добрый самец, без тебя три человека и неродившийся ребенок к завтрашнему солнцу будут мертвы. Великий сернобык, постой немного, еще совсем чуть-чуть».

О’ва подобрался так близко, как только смел, и все равно оставался слишком далеко. Шкура у сернобыка толстая, а шерсть густая. Стрела — из легкой тростинки, наконечник костяной и не может быть таким острым, как железный.

«Дух Звезды Льва, не отворачивайся от меня», — умолял О’ва; он поднял левую руку так, что маленькая бледная ладонь была обращена в сторону самца.

Почти минуту ничего не происходило, потом самец заметил бестелесную руку, словно вырастающую из земли, поднял голову и посмотрел на нее. Рука казалась слишком маленькой, чтобы быть опасной.

После минуты полной неподвижности О’ва соблазнительно пошевелил пальцами, и самец шумно фыркнул и вытянул морду, принюхиваясь, но легкий утренний ветерок дул в сторону О’ва, к тому же за стариком был обманчивый утренний свет.

Он подержал ладонь неподвижно, потом медленно опустил. Самец сделал несколько шагов к нему, застыл, прошел еще немного, с любопытством крутя головой и шевеля ушами, вглядываясь в склон, где, вжавшись в землю и не дыша, лежал О’ва. Любопытство заставило животное двинуться дальше, и оно оказалось в пределах досягаемости стрел.

Стремительно, как нападающая гадюка, О’ва перевернулся на бок, прижав к щеке орлиное оперение стрелы, а затем выпустил ее. Крошечная стрела, будто пчелка, преодолела разделявшее О’ва и быка пространство и со шлепком вонзилась в разрисованную полосами щеку самца; наконечник проник в мягкую шкуру под ухом, похожим на трубку.

Самец от укола встал на дыбы и развернулся. Самки мгновенно поднялись со своих песчаных лежек, и стадо галопом бросилось вслед убегающему самцу, помахивая длинными темными хвостами и оставляя за собой бледный пыльный след.

Самец мотал головой, пытаясь избавиться от висящей на щеке стрелы; на бегу он терся головой о стволы мертвых деревьев.

— Вонзись глубже! — О’ва был уже на ногах, он приплясывал и кричал. — Держись крепче, стрела, неси яд О’ва к самому сердцу! Неси яд быстро, маленькая стрела!

С дюны к нему бегом спускались женщины.

— Ах, какой хитроумный охотник! — похвалила Х’ани мужа; Сантэн была разочарована: стадо уже исчезло из виду на темной равнине, потерялось в предрассветных сумерках.

— Ушли? — спросила она у Х’ани.

— Подожди, — ответила старуха. — Скоро пойдем за ними. Смотри, О’ва делает магию.

Старик отложил все оружие, оставив на голове только две стрелы и поместив их так, что они напоминали рога сернобыка. Потом приставил к голове ладони и сложил их в маленькие трубочки, придав сходство с ушами оленя, и весь его облик и посадка головы непостижимым образом изменились. Он пофыркивал, раздувал ноздри и рыл землю, на глазах у изумленной Сантэн превращаясь в самца антилопы. Охотник подражал животному столь правдоподобно, что девушка в восторге захлопала в ладоши.

О’ва разыгрывал пантомиму, начав с того момента, когда олень, увидев манившую его руку, лениво приблизился к ней и в него ударила стрела. У Сантэн было ощущение дежа вю, будто она видела все собственными глазами, — до такой степени точно воспроизводилось случившееся.

О’ва поскакал галопом; он прыгал, как сернобык, но потом начал слабеть и спотыкаться.

Он тяжело дышал, опустив голову, и Сантэн вдруг прониклась сочувствием к раненому зверю. Она вспомнила Нюажа, и на глаза навернулись слезы, но Х’ани хлопала в ладоши и одобрительно вскрикивала:

— Умри, о самец, чтобы мы почтили тебя и смогли жить!

О’ва двигался по широкому кругу, его рогатая голова стала слишком тяжелой, чтобы нести ее, он опустился на землю и содрогнулся в последних конвульсиях, когда яд растекся по жилам.

Все это было так убедительно, что Сантэн больше не видела маленького бушмена — она видела быка, которого изображал О’ва. И ни на миг не усомнилась в могуществе заклинаний, которыми окутывал свою добычу О’ва.

— Ах! — воскликнула Х’ани. — Упал! Большой самец издох.

И Сантэн безоговорочно поверила ей.

Они напились из яиц-бутылок, а затем О’ва отломил с высохшего дерева ветку и обточил ее с одного конца так, чтобы налезал сделанный из буйволиной кости наконечник копья; наконечник он достал из своего мешка. Привязав его, он взвесил в руке тяжелое оружие, будто проверял его крепость.

— Пора идти за быком, — объявил он и повел женщин по равнине.

Первое впечатление Сантэн оказалось верным. Они миновали страну дюн, но лежащая впереди равнина была не менее страшной, а мертвые деревья необычных очертаний придавали ей сюрреалистический и потусторонний вид.

Сантэн гадала, как давно погиб этот лес, и вздрогнула, поняв, что деревья могли простоять так тысячи лет, сохраненные сухим воздухом, как мумии фараонов.

О’ва шел по следу стада, и даже на участках равнины, покрытых жестким булыжником, где Сантэн не замечала никаких признаков прошедшего стада, маленький бушмен двигался уверенной рысцой. Он остановился только чтобы подобрать древко своей стрелы, лежащее у мертвого ствола, о который терся самец. О’ва показал стрелу женщинам.

— Смотрите. Колючки застряли.

Наконечник стрелы отсутствовал. О’ва нарочно смастерил стрелу так, чтобы отравленный наконечник легко обламывался.

Быстро светало. Х’ани, шедшая перед Сантэн, куда-то показала своей заостренной палкой. Вначале Сантэн не поняла, на что она показывает, потом увидела на земле небольшой сухой стебель с коричневыми высохшими листьями. Это было первое растения с тех пор, как они ушли от океана.

Теперь Сантэн знала, куда и как смотреть, и потому замечала другие растения, бурые, сожженные. Их присутствие как будто ничего не означало, но она уже достаточно узнала пустыню, чтобы догадываться, что там под поверхностью. Ее настроение заметно улучшилось, когда она заметила первые редкие пучки серебристо-серой пустынной травы. Дюны остались позади, и земля вокруг оживала.

Утренний ветерок, который помог О’ва во время охоты, не утихал, поэтому жара была не столь угнетающей, как в стране дюн. Бушмены держались свободнее и беззаботнее. Даже без уверений Х’ани «теперь хорошо, еда, вода скоро» Сантэн понимала — самая трудная часть пути позади.

Но и сейчас Сантэн пришлось щурить глаза, затеняя лицо капюшоном. Низкое солнце уже рассыпало свои лучи ослепительными искрами белого света, отражаясь в осколках слюды и ярких гладких камешках, покрывавших равнину. Небосвод сиял горячим радужным блеском, в котором растворился горизонт, все краски вокруг размылись, изменив очертания и формы вещей.