Александр Ирвин - Осколки нефрита

Хмурый Стин направлял лошадей по запруженным толпой улицам Филадельфии. Если у кого-то были причины ему отомстить, так это у Даймонда: он умер нелегкой смертью, утонув лицом вверх, и кончик его носа почти касался поверхности мутной воды притока Миссисипи.

Уроженец Нового Орлеана, Даймонд был танцором в Большом научном и музыкальном театре Барнума, когда Стин работал там кукловодом. Джейн Прескотт недавно сбежала, и Стин дал понять, что заинтересован в поисках некой мексиканки по имени Люпита, которая, по его мнению, могла находиться в Луизиане. Он был уверен, что Люпита сможет найти Джейн. Весной 1841 года Даймонд навел Стина на Люпиту.

Они встретились в Начесе, дело быстро приняло неприятный оборот, и Стину пришлось убить Даймонда, когда тот попытался уйти.

За Люпитой в те времена уже почти шесть лет числился должок. По ее вине мосиуакецке вышли из-под контроля и привели в Нью-Йорк самого Маскансисила, который пошел по следу Люпиты, но вместо нее вышел на Стина. В ту ночь, когда его поймал Следопыт, Стин едва спасся, и отказ Люпиты помочь в поисках Джейн привел его в бешенство. Он с огромным удовольствием прикончил знахарку, отомстив за все долгие недели, когда ему казалось, что Маскансисил вот-вот свалится ему на голову с ближайшего дерева. А вот Даймонда Стин убивать не хотел. Вообще-то он не любил чернокожих, однако танцор представлял для него большую ценность.

— Извини, Джонни, — сказал он, после того как последний пузырек лопнул на поверхности воды и Даймонд перестал вырываться. — Очень немногие могут быть посвящены в эту тайну, и, боюсь, ты в их число не входишь. Кроме того, есть места похуже Тлалокана. [6] Тлалокан — царство Тлалока, один из загробных миров. Ацтеки верили, что место, куда попадает душа умершего, определяется обстоятельствами смерти.

Когда поверхность воды стала зеркально гладкой, отражение луны превратилось в блестящий круг поверх лица мертвого Даймонда. В ту ночь Точтли был отчетливо виден; Стин помнил, что заинтересовался тогда, к чему бы это. Может быть, человек, утонувший под Кроликом, будет пьян, когда дойдет до царства Тлалока, райской земли, куда попадали погибшие от воды, земли и капризов погоды. Стин оставил тело Даймонда плавать в воде — мертвый негр в водах Миссисипи вряд ли привлечет внимание.

А теперь по каким-то совершенно непонятным причинам Даймонд нашел его.

Стин повернул на юг, на Фронт-стрит, и поехал рысью, занятый мыслями о странных предзнаменованиях, появившихся на небе за последние недели. Взять, например, Кролика: в последнее время он повсюду. Помимо символа пьянству Точтли считался связанным с югом и с неопределенностью в будущем — он мог означать что угодно, в зависимости от того, какие знаки выпадали с ним вместе. В ту ночь в Начесе, когда Стин поднимался по прогнившим ступенькам за лопатой, чтобы убедиться, что дряхлое тело Люпиты не встанет из могилы само собой и не последует за ним, знамения упорно оставались неясными. Да и сегодня ничего не понять: ко всему прочему, солнце никак не хотело выйти из-за облаков. По ацтекскому календарю сегодня был последний день месяца Кечолли — праздничный день, который отмечали пиршеством; знаком дня считался олень (священное животное Тлалока), а одиннадцатое число пользовалось дурной репутацией.

«И в названии месяца — сентябрь — есть чертова буква „р“», — подумал Стин. Насколько он мог судить, знамения не предвещали ничего определенного.

По крайней мере ему не придется больше бояться Маскансисила — если, конечно, Даймонд сдержит слово и найдет маску Таманенда. Должно быть, Тлалок добрался до танцора после того, как тот утонул, — иначе зачем бы ему оказывать такую услугу своему убийце?

В низко нависшем небе бледной кляксой светилось предполуденное солнце. Стин остановил фургон на пристани. Чайки ныряли и кружились в холодном ветре, дующем с реки Делавэр; их пронзительные вопли действовали на его и так уже потрепанные нервы. Стин беспокойно огляделся, стараясь не спускать глаз с фургона. Если кому-то вздумается стащить что-нибудь, то воришка об этом сильно пожалеет, особенно сегодня, однако Стин предпочел бы обойтись без шума, чтобы закончить дела в Филадельфии и как можно незаметнее уехать в Нью-Йорк.

Он посмотрел на часы: без восьми минут двенадцать. Барнум должен отплыть в двенадцать тридцать на пароходе, идущем вверх по реке в Трентон, — а значит, ему пора уже появиться. Проклиная бледный солнечный свет и высящуюся неподалеку церковь, Стин быстрым шагом ходил кругами вокруг фургона — по часовой стрелке. Даймонд сказал, что Барнум придет, а Джонни наверняка получал сведения из более чем необычных источников. Тем не менее Барнум не показывался. Вокруг Стина сотни пассажиров садились на пароходы и сходили с них; возможно, он просто не заметил Барнума.

Стин поймал себя на том, что шепчет под нос нагвальские проклятия. Он закрыл глаза и прислонился к обтянутому парусиной ребристому боку фургона. Медленно сосчитал от двадцати до одного, глубоко и ровно дыша через нос и чувствуя, как спадает тяжелая пелена напряжения. Бессмысленно метаться по кругу и проклинать день за пасмурность.

Открыв глаза, Стин обнаружил, что вокруг него собрались в полукруг человек пятнадцать детей.

— А когда будет кукольное представление? — спросил один из них. — Вы показываете «Битву за Новый Орлеан»?

Тощие оборвыши в возрасте от семи-восьми до пятнадцати лет. Скорее всего сироты или из дому сбежали и сбились в кучу для безопасности. Попадись он им ночью где-нибудь в уединенном месте, они скорее потребовали бы кошелек, чем поинтересовались временем представления. Когда Стин был помоложе, он дал сотни представлений для детей — исключительно ради собственного удовольствия. Эти растрепанные бродяжки явно нуждались в небольшом развлечении. Стин переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь припомнить, какой спектакль он сможет показать без подготовки, и вдруг за их спинами увидел Барнума.

— Сегодня представления не будет, — извинился он, покачав головой. — А вот если вы попадете в Шакамаксон сегодня вечером, то увидите настоящий спектакль.

Барнум широко размахивал руками, разговаривая с неимоверно толстым усатым господином в красном цилиндре.

— Тоже мне кукольник нашелся, — бросил один из оборвышей, и вся компания начала шумно ругаться такими словами, что любой матрос сгорел бы со стыда. Не обращая на них внимания, Стин вскочил на козлы и погнал лошадей к Барнуму.

— Эй, Финиас! — крикнул он. — Твой пароход отправляется через полчаса, верно?

На оплывшем лице Барнума промелькнуло удивление, однако он тут же принял безразличный вид.