за живой и мертвой водой.

Огнем и мечом, огнем и мечом… Жестокость нравов средневековья, предрассудки — религиозные, сословные, национальные. Не раз полыхал огонь на этой земле, не раз лилась кровь забывших свое родство славянских братьев. И вот к старым, ушедшим в предания обидам, прибавились новые. Кто же в равно тяжелую для поляков и украинцев годину выхватил из полуистлевших ножен зазубренную саблю древней вражды? Ксендз Пулчинский ответил бы не задумываясь–украинцы. Петр Карабаш также не затруднился бы с ответом — поляки. Националисты похожи друг на друга, как две капли воды. Петра Карабаша, Казимира Пулчинского по праву можно было назвать родными братьями любого, самого ненасытного гитлеровского людоеда, хотя никто из них, тем более гитлеровец, не признал бы такого родства и, возможно, даже не догадывался о нем. Но в действительности это было так — все националисты, как бы они себя ни именовали, слеплены из одного теста. Они братья по духу.

Наконец жаркая молитва была закончена. Пулчинский поднялся, повесил на грудь автомат. Тотчас же к нему приблизился поручик.

— Пан ксендз, люди готовы.

— Хорошо.

— Тех, кто имеет зажигалки, я поставил вперед. Кристина говорит, что тут впереди есть скошенная рожь. Я думаю, следует захватить снопы. Так загорится быстрее…

— Хорошо, пан поручик. Пошли.

Отряд бесшумно двинулся вперед. По дороге на скошенном поле набрали снопов.

Хутор выступил навстречу загадочными купами деревьев, сараев, хат. Темень, тишина теплой летней ночи.

— Вот клуня и хата Калины, — прошептала женщина. — Прямо перед вами.

— Иди, Кристина, ты свое сделала…

Отряд остановился. В темноте, там, куда ушла женщина, тявкнула было собака, но, узнав своего, начала радостно повизгивать. Собаки в других дворах отозвались урчанием, ленивым лаем, какой–то пес забегал, звеня кольцом на протянутой проволоке.

— Холера… — досадливо произнес помощник поручика.

— Пустяки, пане капрал, — успокоил его поручик. — Действовать будем стремительно. По два человека из каждой группы вышлем вперед — снять часовых. Я со своей группой пойду ко двору со стороны хаты, вы, пане капрал, со стороны клуни. Обложить снопами и поджечь. Стрелять из укрытий. Не выпустить ни одного живого.

— Приказано, — козырнул капрал.

— Пане ксендз, может быть, вы… — нерешительно сказал поручик. — Стоит ли так рисковать? Я оставлю вам охрану.

Пулчинский обиделся: этот офицерик из АК [10] АК — Армия Крайова, подпольная националистическая военная организация, действовавшая под руководством польского эмиграционного правительства в Лондоне. мнит себя бог знает каким храбрецом и желал бы в последний момент отстранить его, чтобы присвоить себе лавры победы. Но что сделал бы этот «военный гений» без ксендза? Кто пошел бы за ним?

— Мне не нужна охрана, пан Садковский. Я должен быть там, где будут мои люди.

— В таком случае прошу пана ксендза быть осторожнее… — недовольно буркнул поручик.

Поручик Садковский думал не только о лаврах. Он получил недвусмысленный приказ: сжечь хутор Рутки дотла, перебить не только вооруженных бандеровцев, но и всех жителей от мала до велика. Очевидно, по этому поводу у командования АК имелись какие–то соображения высокой политики… Что касается ксендза Пулчинского, то он был неисправимом идеалистом и поставил условием — женщин и детей не трогать, лишнего не жечь. Поручик Садковский опасался, что ксендз может помешать ему полностью выполнить секретный приказ. Впрочем, когда люди войдут в боевой азарт, обезумеют, остановить их будет трудно не только ксендзу, но и самому пану богу.

Не прошло и пяти минут, как тишина взорвалась выстрелами, отчаянным собачьим лаем. Во тьме, словно огромный зловещий ночной цветок, распустил свои светящиеся трепетные лепестки огонь.

Внезапное нападение удалось. Спящие часовые так и не проснулись, их уничтожили бесшумно. Тотчас же запылали приставленные к клуне и хате снопы. Пулчинский присел за колодезный сруб, вскинул автомат, целясь на окна. Поручик опередил его, и две автоматные очереди слились в одну. Послышался звон разбитых стекол, женский вскрик, выстрелы. Собаки надрывались испуганным лаем. Однако хата и клуня молчали. Казалось, там не было людей. «Кристина ошиблась, бандеровцы ночуют в другой хате или узнали о готовящемся нападении и ушли из хутора», — пронеслось в голове ксендза. Он почувствовал внезапную слабость и едва не выпустил из рук автомат. Видимо, мысль о возможной ошибке возникла и у других. Выстрелы слышались реже и вдруг прекратились.

К колодцу подполз поручик, спросил растерянно:

— Что бы могло случиться, пан ксендз?

Тут дверь хаты раскрылась, и из сенец выбежала молодая простоволосая женщина в одной рубахе с ребенком на руках.

— Рятуйте, лю…

Справа от Пулчинского кто–то дублетом выстрелил из охотничьего ружья, и женщина свалилась посреди двора, прикрывая руками и головой ребенка.

«Ошибка… Что мы делаем?» — с ужасом подумал ксендз. Он готов был подняться, закричать, остановить своих людей, но в это время из хаты, стреляя на бегу, выскочили два босых, наполовину одетых хлопца со всклокоченными чубами.

Их чуть было не прозевали. Одного пуля настигла у ворот, другой успел выбежать на улицу, но его перехватили, уложили выстрелом в упор.

Из хаты начали отстреливаться.

— Смотреть в оба, панове! — закричал поручик. — Держать на прицеле двери и окна!

Поручик пригнулся, подскочил вплотную к хате и бросил в окно гранату. Отпрянув в сторону и прижавшись спиной к стене, он выждал, пока граната взорвется, и лишь тогда отбежал назад, в укрытие.

Из хаты попытались вырваться еще несколько человек. Меткие выстрелы мгновенно сразили их.

А занявшаяся со всех сторон клуня все еще молчала. Видать, хорошо выпили хлопцы, если спали таким крепким, непробудным сном.

Вдруг две больших створки дверей распахнулись и из глубины клуни ударил пулемет. Однако нападающие давно ждали этого момента. Прозвучал нестройный залп, пулемет сразу же замолк, но из клуни с криком «слава» выскочило человек десять. У одного на плечах горела одежда.

— Гур–р–ра!! — закричал поручик.

Пулчинский снова нажал спусковой крючок. Треск автоматных очередей слился с грохотом одиночных выстрелов. Освещенные, ослепленные пламенем, пьяные бандеровцы были хорошими мишенями для поляков. Два или три из них сразу же закувыркались на земле, другие падали, тут же вскакивали, пытались бежать, падали снова, ползли. Поляки расстреливали, добивали их из укрытий.

Лицо Пулчинского заливал пот. Перезаряжая автомат, он прикоснулся к стволу и тут же одернул руку — ствол автомата раскалился. Это слегка отрезвило Пулчинского. Он взглянул на розоватое пятно посреди двора, все время тревожившее его, притягивавшее его взгляд. Женщина лежала неподвижно, но ребенок был жив. Раскрыв в беззвучном плаче рот, он сучил голыми ножками и теребил окровавленный рукав сорочки матери. Пулчинский содрогнулся. Перед его глазами на мгновение предстала другая картина: младенец с такими же голыми пухлыми ножками, сидящий на руках счастливой матери божьей.