за живой и мертвой водой.

— Так что я уже кое–что видел, друже Карась. Всякую дисциплину. Мне не привыкать…

Тарас хотел было расспросить Корня о доме, его семье, но вояка пробормотал что–то неразборчивое и начал похрапывать.

Послеобеденный мертвый час. Вояки заслужили отдых. Третий день Тарас в сотне, и каждый день с утра до вечера дурацкая изнуряющая муштра. Четовой Довбня оказался мальчишкой по сравнению с «военспецем» Сидоренко. Старшина гонял сотню беспощадно.

Тарас с трудом узнал Сидоренко, когда тот, подтянутый, в немецком мундире, венгерской пилотке, начищенных сапогах, с хлыстом в руке появился на плацу. Это был другой человек. Только опухоль, блестящая, отливающая синевой у глаза, напоминала о вчерашнем чепе. Глазами мученика «военспец» оглядел выстроившуюся сотню и вдруг, плаксиво сморщив лицо, заорал:

— К–как стоите?! Р–разгильдяи! Где заправочка? Вольно! Полминуты на заправку. Р–р–разойдитесь! Бегом!!

Не прошло и десяти секунд, как раздалась новая команда:

— Становись! Равняйсь! Смирно!

Двое или трое вояк замешкались, ряды получились неровные.

— Не вижу порядка. Стадо баранов! Р–р–разойдись!!

И началось цирковое представление. Раз десять старшина строил сотню и, придравшись к чему–либо, кричал: «Разойдись!» Вояки, пригибаясь, мелко семеня ногами, оглядывались на старшину, разбегались в стороны и тут же бросались назад, стараясь поскорее попасть на свои места. Толчея, смешки, сопение, злые взгляды, ругань вполголоса. Тарасу доставалось не меньше других, но уже тогда поведение старшины начало забавлять его. Хлопцу показалось, что «военспец» сознательно играет роль фельдфебеля–самодура, тратит время попусту.

Все дальнейшее подтвердило эту догадку.

Сидоренко чудил, как мог. Все его занятия сводились к отработке простейших ружейных приемов, шагистике. Команды, окрики, идиотские шуточки, брань сыпались из него, как из мешка. Сотня маршировала по плацу, задыхаясь от пыли, а он стоял на месте в картинной позе — правая нога отставлена, левая рука с хлыстом уперлась в бок — и орал.

В общем Тарас раскусил «военспеца» сразу же. Однако первое время для него оставалось загадкой, как Богдан терпел такое. Неужели сотенный не видел, что благодаря стараниям Сидоренко время, отведенное на военную подготовку, тратится на бессмысленную муштру?

Ключ к разгадке оказался простым. Перед завтраком на плацу появился Богдан. Сидоренко, видимо, давно ждал этого момента. Он немедленно повернул сотню в сторону командира.

— Правое плечо вперед! Пр–рямо! Строевым шагом… Марш! Ать–два–три… Ногу! Дай ногу! К бою готовьсь! Ать–два–три… Р–равнение на командира!

Тарас повернул голову и увидел Богдана. Сотенный стоял вытянувшись, поднеся руку к виску, лицо его сияло восторгом. Сотня, изготовив винтовки, карабины, деревяшки «к бою», печатала шаг, как на параде. Ничего не скажешь, умел старшина подать товар лицом.

Вечером Тарас снова был обласкан сотенным и обогатился новыми наблюдениями. Богдан приказал ему явиться на ужин. В хате за столом, кроме сотенного, сидели Довбня и старшина.

— Ну, как, друже Карась? — спросил Богдан, с иронической улыбкой оглядывая хлопца с ног до головы.

— Вроде все, как полагается… — уклончиво ответил Тарас, еще не понимая, что именно интересует его покровителя.

— А как сотня?

Хлопец сориентировался:

— О! Так это ж настоящее войско! Как маршируют! Не хуже немцев.

Сидоренко, сидевший с опущенной головой и не обращавший до этого внимания на Тараса, вдруг мрачно и настороженно зыркнул на него.

— Честное слово! — точно ободренный этим взглядом, горячо продолжал хлопец. — Если одеть в мундиры, да всем оружие — хоть сейчас на парад.

Довбня, заметив, что ответ нового вояки понравился сотенному, подобострастно засмеялся.

— Подожди, друже Карась, будет у нас оружие, — сказал Богдан. — Вот как дадим тебе завтра ручной пулемет, потаскаешь… Хочешь быть пулеметчиком?

— А сколько в нем весу, в пулемете? — вроде принимая шутку всерьез, поинтересовался Тарас.

Богдан и Довбня засмеялись, даже Сидоренко осклабился.

Ужинали без самогона. Богдан, став серьезным и озабоченным, разговаривал со старшиной. Он требовал, чтобы Сидоренко начал занятия по огневой и тактической подготовке.

— Хватит строевой… Ты мне стрельбу и тактику давай.

— Пожалуйста, — соглашался равнодушный ко всему Сидоренко. — Я давно говорил… патроны. На каждого бойца… Дистанция сто метров — три выстрела, двести метров — три выстрела, четыреста метров — по движущейся мишени в полный рост — четыре выстрела. Тысяча штук патронов. Ну, и для пулеметчиков еще сотню. Это худо–бедно. Теперь еще одно — оружие не пристреляно. Надо проверить, пристрелять. Еще два–три выстрела.

Видимо, это был старый, испытанный козырь старшины: кто ему даст столько боеприпасов для учебных стрельб!

Довбня хмыкал, качал головой — полторы тысячи штук патронов. Шутка сказать!

— По одному выстрелу на каждую мишень, — сердито буркнул Богдан.

— Пожалуйста, — согласился старшина. — Четыреста штук патронов.

— На четыреста метров стрелять не надо, — высказал свое мнение Довбня. — Хватит на сто и двести.

— Пожалуйста. Триста штук патронов. Пулеметчикам тоже стрелять не надо? Двести пятьдесят патронов. Хоть завтра.

— Вот завтра и начинай, получишь двести штук, — сказал сотенный.

— Двести так двести. Только учтите, с одного раза легко ногой в сапог попасть. А из непристрелянного оружия… Я лишнего не требую. В любом уставе написано.

Вспомнив об этом разговоре сотенного и старшины, Тарас усмехнулся. Он представил себе, как «военспец» будет проводить занятия по огневой подготовке. Вояки изведут не одну сотню патронов и без толку. Пойдут пули за молоком… А что возьмешь со старшины — оружие не пристреляно. Да и пристрелять можно всяко… Пожалуй, стоит завести тихое знакомство с Сидоренко. Вдвоем легче что–нибудь придумать.

Тарас покосился на соседа. Корень храпел, распустив губы. Здоровый дядька, хоть и невелик ростом, тело как налитое. Получил пять палок за то, что слушал «политинформацию» старшины, и не обижается: без этого нельзя, дисциплина. Рассуждает все–таки: «Немцев, если не трогать, так и они не тронут. С советскими партизанами тоже лучше не связываться. Советы сильно вооружены — им оружие по воздуху доставляют, — бьются, холера, здорово и до последнего. Так зачем их трогать? Ну их к бесу! У них свое дело, они на немецкие поезда охотятся. Так пусть сами немцы с ними рассчитываются. Нас это не касается. А там какая команда будет. Начальству виднее… Наше дело исполнять». Вот и вся мудрость бандеровского вояки.

Тарас закрыл глаза. Было очень тихо, и он слышал, как внизу плещется река. Хлопец задремал под этот убаюкивающий плеск, но тут же проснулся. Тело его внезапно напряглось и дыхание приостановилось. Ему показалось, что сквозь сон он услышал звуки далеких–далеких выстрелов. Впрочем, могло и присниться. Тарас полежал, прислушиваясь, и успокоился. День, судя по всему, должен окончиться обычно: еще часа четыре погоняет «военспец», ужин — и на боковую.