Приключения-74

Прокофьев достал сигареты:

— Закурить у вас можно?

— Пожалуйста.

— И вы угощайтесь.

— Спасибо, не курю...

— Это по молодости. С годами пройдет. Лучше сигареты ничего душу не отведет. Даже добрая чарка водки.

— Неужто?

— Намекаете на то, что пью? Случается. На это тоже годы нужно, чтобы понять.

Прокофьев давил на молодость собеседника, прекрасно понимая, что это должно по меньшей мере раздражать Воронова, И Алексей не мог взять в толк, зачем собеседнику понадобилось лишний раз вызывать к себе антипатию. А Прокофьев вел себя именно так.

— Должен вам сказать, что Мамлеев не умел жить с людьми, не умел и не хотел быть им благодарным за что-либо... Хотя о покойниках и не принято говорить плохо... Что касается спорта, то стрелял знаменито. Не раз отмечали знатоки его школу, — не без гордости произнес Прокофьев, сделав нажим на слове «школа». — Не было ему равных на стенде. Потому и завистников хоть отбавляй. Странный он был парень, этот Александр Мамлеев. Я его за долгие годы так толком и не смог понять. Но одно скажу: происшествие на отборочных не случайно. Умысел здесь явный. Вот только чей? Это уже скорее по вашей части. Но во имя Сашкиной памяти... — Прокофьев вдруг сбился на сюсюканье и так неожиданно пустил настоящую слезу, что Воронов опешил. Никак не вязалась эта сентиментальность с грубоватым обликом Прокофьева.

«Неужели играет? — подумал Воронов. — Действительно думает, что перед собой мальчишку видит — мол, все проглотит!»

— Николай Николаевич, а вы знаете, что «меркель» Мамлеева был в ремонте незадолго до отборочных?

По тому, как сник Прокофьев, как опустились его плечи и нервно задергался правый ус, Воронов понял, что он не мог нанести более сильного удара. Но вот только вовремя ли?

— Да, знаю, — глухо, как бы нехотя, ответил Прокофьев.

— И имя мастера назвать можете?

— Могу. — Николай Николаевич помолчал. Потом поднял глаза на Воронова. В них было тупое безразличие. — На позапрошлой неделе «меркель» Мамлеева чинил я...

Дальнейший разговор с Прокофьевым не сложился. Беседовали о разном. Николай Николаевич злился все больше, после его слов «набрали мальчишек» Воронов едва не сорвался. Чем бы закончился этот разговор, сказать трудно, если бы в ту минуту Алексей не взглянул на Стукова. Петр Петрович едва заметно успокаивающе кивал головой.

— Да, неприятный человек, — только и сказал Алексей, когда за тренером из «Локомотива» закрылась дверь.

Стуков с наслаждением откинулся от стола, словно давно ждал подходящей минуты.

— У нас профессия такая — чаще с неприятными приходится сталкиваться! А вообще, инспектор Воронов молодец, что давить на него не стал, очень верно поступил. Только в руках себя держать надо.

— Ну, спасибо. Пожалуй, первые добрые слова в мой адрес, — расчувствовался Воронов.

— Ну и язва ты, — ответил ему Стуков.

— Что есть, то есть, — по-стуковски ткнул себя в грудь Воронов и рассмеялся, поддерживая игру. — А теперь, Петр Петрович, серьезно. Как?

— Ничего говорить не буду. Начинаешь правильно. Мягко. Не хочу своим мнением сковывать. Одно замечу: Прокофьев однажды, когда еще сам выступал, лежал в больнице после подобного случая. Приятель пошутил! Хорошо все обошлось. Легким сотрясением мозга отделался.

— Откуда это известно?

Стуков развел руками:

— Секрет фирмы. Ну уж ладно, открою... Приятель случайно рассказал. Есть такой спортивный журналист Сергей Бочаров. Года два назад я это слышал, сейчас припомнилось. Правда, обязательно проверить нужно...

— Ну и память у тебя, Петр Петрович!

— Что есть, то есть, — и он самодовольно, по-мальчишески рассмеялся. — Очень мне хотелось его об этом спросить. Но решил, что такой козырь тебе в долгой игре еще пригодится.

— Думаешь, долгой?

— Долгой, Алексей Дмитриевич. Боюсь, что отведенных законом десяти дней не хватит. Этот факт с прокофьевской больницей... Есть у тебя шанс с треском загнать четвертый шар в лузу. Так, кажется, любишь ты изъясняться, пользуясь бильярдной терминологией?!

Воронов покраснел. Стуков читал то, что казалось Алексею, было спрятано глубоко в душе. — Спасибо, Петр Петрович, за совет.

Воронов отрыл папку и принялся просматривать собранные документы. Прежде всего попалась справка о прецедентах. Подобных происшествий зарегистрировано три и все во время охоты.

«Впрочем, статистические данные не являются доказательством в судебном разбирательстве», — вспомнил Воронов слова своего любимого профессора-правоведа.

Далее шла характеристика оружия, силовые динамометрические измерения, параметры деталей. Воронов пробежал колонки цифр беглым взглядом. В первую очередь его интересовал ответ на вопрос: как сказался ремонт «меркеля» на безопасности оружия? Вывод экспертизы разочаровывал — «никак». Во время ремонта была произведена только регулировка бойка. Сборка ружья выполнена профессионально и очень тщательно.

Но следующая фраза в акте насторожила:

«Разрыв произошел по старому исходу медного винта, удаленного, судя по следам, незадолго до происшествия. Предполагаем, что винт держал у ложи какой-то специальный предмет прямоугольной формы. Возможно, пластину с дарственной надписью».

Неопределенность основного вывода экспертизы огорчила еще больше:

«Как показало обследование, в самом оружии следов дефекта — заводского или внесенного позднее, — приведшего к разрыву, не обнаружено. Хотя невозможность восстановления первоначальной формы патронника и замковой части не исключает наличия конструктивного дефекта — заводского или внесенного позднее, — приведшего к летальному исходу».

Воронов отложил заключение, которое практически ничего не давало. Правда, если поразмыслить, оно в какой-то мере реабилитировало Прокофьева, и появлялся «некто», державший оружие в руках позже тренера из «Локомотива». Этот «некто», по словам Прокофьева Глушко, даже удалял с оружия неизвестную деталь.

Воронов накидал несколько вопросов, ответы на которые следовало найти как у Прокофьева, так и у специалистов по стендовой стрельбе. Он решил позвонить в Федерацию стрельбы.

— Пойдем-ка лучше пообедаем, — предложил Стуков, заглядывая в комнату. — Так и до голодного обморока доработаться можно.

— Что-то есть не хочется. Посижу. Авось что надумаю.

— Может случиться и такое. А я уж пойду. У меня от голода только головные боли рождаются.

Когда Петр Петрович ушел, Воронов еще несколько минут посидел в раздумье. «Что дал осмотр места происшествия и оружия? Почти ничего. Да и кто мог предположить, что Мамлеев погибнет! А оружие...»

Черные вороненые стволы вертикальной посадки выглядели так, словно лишь вчера вышли из цехов завода. Только на месте патронника зияло рваное рыжее вздутие. Ложа также хранила бурые пятна крови. Их не удаляли, поскольку они помогали сориентировать положение оружия в момент разрыва. Боковая кромка тыльного среза стволов, в которую утапливаются инжекторы, была вычурно вырезана. Продолговатый осколок боковой кромки и послужил причиной смерти Мамлеева. Он попал в глаз и прошел в мозговую полость. И именно поэтому все попытки спасти Мамлеева ни к чему не привели. Две долгие операции подряд делал главный хирург клиники Андрей Семенович Савельев...