СкальдЪ - Черный гусар [СИ]

Кауфман лично объехал войско, беседовал с командирами и офицерами, поздравлял с победой. Вместо Дики командование полком принял подполковник барон Оффенберг. Генерал-губернатор пожал ему руку и даже расцеловал, благодаря за вклад в общее дело.

Объективно говоря, нас было за что хвалить. Гусары доказали, что их не зря отправили в Азию. Воевать мы научились и здесь. Тем более, на наш счет записали четверть от всех потерь неприятеля.

К девяти часам вечера зной стал спадать. В лазарете стонали раненые. Люди ставили палатки, но на всех их не хватило. Простым солдатам приходилось отдыхать на сырой траве, в мокрых потных рубашках. Тем же, кто во время переправы погорячился и скинул шинель, а затем не нашел её, вообще пришлось тяжело — ночь выдалась холодной.

— Сегодня мы прощаемся с Кузьмой Егоровичем Дикой и Мефодием Семеновичем Лазаревым! Да будет земля пухом их телам, а души Господь рассудит по Своей справедливости и любви! — барон Оффенбах стоял во главе офицеров. Все сняли головные уборы, опустили головы и смотрели вниз, где на застеленных коврами носилках лежали тела наших товарищей.

Дика был хорошим человеком. Сильным, спокойным, всегда и везде защищающим интересы офицеров и прекрасно ладящий с солдатами. Его уважали и ценили. Ко мне он отнесся как к родному сыну и дал множество дельных советов. А Лазарев жил и умер как настоящий товарищ и друг. Его любили.

— Можно привыкнуть к морозу и зною, пескам и жажде, к крови и страданиям, но нельзя привыкнуть к смерти друзей и товарищей, — подполковник Веселов говорил тихо, но его все слышали. По щекам подполковника текли слезы, и он их не скрывал — с Дикой они вместе прослужили пятнадцать лет и были верными товарищами. — Когда друзья умирают, с ними умирает и частичка нас самих. И в сердцах наших навсегда поселяется горечь утраты.

Он вздохнул и замолчал. И мы молчали. Товарищи ушли в лучший мир. Но война продолжалась. И дел у нас на грешной Земле оставалось еще много.

Службу по погибшим воинам провел отец Анатолий, наш полковой священник.

Все были убеждены, что беки, которым удалось вырваться с переправы, отступят в Самарканд и постараются организовать оборону, мобилизовав жителей.

Каково же оказалось наше удивление, когда ранним утром 2-го мая к командующему войском явились уважаемые представители духовенства и администрации Самарканда. Явились старейшины, те, кто совсем недавно подбивал остальных на яростную войну.

Глава аксакалов Каты-амин и старший муфтий Казы-келян пришли с просьбой принять Самарканд в подданство Белого Царя. С добрыми и открытыми лицами они пылко рассказали генерал-губернатору, как сильно страдали под рукой эмира Музаффара, его деспотичных беков и жадных наместников. И что с радостью ждали русских и закрыли ворота, не пустив в город войска беков. Так же они не забыли попросить о защите города от неизбежной мести эмира.

Командующий согласился войти в город, но оставил делегацию в лагере, не исключая мысли о возможной ловушке. Делегация такому повороту не обрадовалась, но смирилась и принялась пить чай на расстеленных персидских коврах, с интересом наблюдая за русским войском.

Следующий час Кауфман обходил лагерь, беседовал с солдатами и делал пробу только что приготовленной в отдельных ротах пищи. К моей радости, он соизволил остановиться у одной из наших передвижных кухонь. В то утро повара приготовили кулеш — пшенную кашу со шкварками и луком. Пахла она приятно, да и на вкус, кажется, вышло неплохо. Во всяком случае, Кауфман недовольства не высказал.

— Ваше высокопревосходительство, обратите внимание на наши передвижные полевые кухни на гужевой тяге, — не преминул заметить подполковник Оффенберг. Он говорил спокойно, в голосе его звучала гордость. — Мы первый полк в Российской армии, кто применил данное изобретение. Новатором выступил поручик Соколов. Вот он.

— Ваше высокопревосходительство! — я шагнул вперед и отдал честь.

— Хм… Похвальное новаторство, как мне кажется, — Кауфман внимательно посмотрел на меня, Оффенберга, затем снова на кухню и резюмировал. — Но полагаю, вы их еще толком не проверили?

— Ток точно, не проверили. Не успели.

— Ну что ж, проверяйте, — кивнул он и отправился дальше.

Я и сам уже видел, что с кухнями намечается проблема. Если быть откровенным, то она возникла из-за двух ключевых нюансов. Первое — я не умел красиво и правильно чертить трехмерные конструкции. Не хватало мне соответствующих способностей, хотя в Старой Школе такую дисциплину преподавали. И второе — в России в настоящее время отсутствовали нужные материалы. Полевую кухню приходилось делать либо из чугуна (изделие получалось слишком большим и тяжелым), либо использовать луженные оловом котлы. А они быстро прогорали, и тогда пища становилась отравленной. Да и поддерживать постоянную температуру топки на марше оказалось затруднительно. Котлы часто либо перегревались, либо не нагревались. Делу мог помочь водяной кожух, но его-то в чертеже я не предусмотрел. В общем, не все оказалось так просто, как думалось вначале.

По идее, окончательный вердикт по кухням будет принят, когда закончится война. Скорее всего, всю конструкцию придется отправлять на доработку. Возможно, стоит поискать помощника, толкового специалиста, инженера или изобретателя, который возьмет на себя устранение недостатков.

Едва генерал-губернатор закончил обход войска из Самарканда прискакал джигит с просьбой поторопиться. С его слов выходило, что от Шахрисабса движутся двадцать тысяч воинов. Этот крупный город находился южнее Самарканда и управлял им один из беков эмира Музаффара.

Тотчас объявили тревогу. Барон Оффенберг получил приказ выдвинуться к Самарканду, по возможности занять ворота, но дальше в город не заходить. Кауфман не хотел просто так посылать гусар на убой.

Горнисты сыграли приказ к общему выступлению. Мы сели в седла и покинули лагерь, наблюдая, как все бегают и суетятся. Сразу за нами выступали казаки Пистолькорса и девять рот 3-го и 9-го стрелковых батальонов с четырьмя орудиями.

Двигались быстро. Первые четыре версты шла обычная пыльная и грязная дорога, а затем начались сады. Они уже расцвели. Кругом летали бабочки и пчелы. Запах стоял удивительный.

Массивные древние ворота Шейх-Зинде удалось занять без всяких сложностей. Они оказались брошены и лишь вокруг, не приближаясь, волновалась приличная толпа купцов, ремесленников и крестьян.

— Разослать разъезды, проверить караулки и проходы, — приказал Оффенберг, обращаясь к командирам эскадронов. — Остальным спешиться. Встаем временным лагерем.

Прошел час. Одна за другой подходили пешие роты, а затем из густых садов показался Кауфман с казаками охраны. Бухарцы встретили его такими радостными и приветливыми криками, словно увидали отца родного. Стар и млад низко кланялись, слышалось беспрерывное «аман» и «салам».