Сергей Ермолинский - Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих)

Публикуя этот сценарий, редакция горячо поздравляет его автора, видного советского драматурга Сергея Александровича Ермолинского с 80-летием. Фильмы, снятые по его сценариям, среди которых — «Земля жаждет», «Каторга», «Машенька» (совместно с Е. Габриловичем), «Друг мой, Колька!» (совместно с А. Хмеликом), «В начале века», «Дорога», «Неуловимые мстители» и многие другие, — снискали заслуженное признание не у одного поколения советских кинозрителей. И в дни юбилея мы желаем Сергею Александровичу, чтобы еще не раз он порадовал нас новыми, неизменно значительными творческими достижениями.

Сценарий публикуется с небольшими сокращениями. Написан он не случайно. В ближайшее время в издательстве «Искусство» выходит однотомник моих сочинений. Это — пьесы и сценарии о молодом Пушкине, Грибоедове, А. Н. Островском. Александре Блоке, повесть о Льве Толстом и записки о Михаиле Булгакове. Таким образом, сценарий о Денисе Давыдове принадлежит к циклу моих работ на тему русской литературной истории, которая всегда тревожила мое воображение.

Черноволосый гусар без кивера проскакал по лесной дороге…

…и скрылся за поворотом, а затем появился на нескошенном лугу, придержал коня.

Он выехал на высокий обрывистый берег. Внизу текла река, а за нею желтели несжатые нивы, белела вдали сельская церковь и голубели леса. Вслушиваясь в тишину, он остановился на краю обрыва, и его конь, насторожив уши, тоже стоял неподвижно, словно понимая всю ответственность момента. Всадник простер руку над рекой, над полями и замер, изобразив памятник самому себе. Брызнуло солнце, ослепило на миг, и тотчас надвинулась надпись:

ПОДВИГИ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗНАМЕНИТОГО ПОЭТА-ПАРТИЗАНА ДЕНИСА ДАВЫДОВА В 1812 Г.

Грянул молодцеватый солдатский хор:

И потом все стихло.

Пламя наполовину сгоревшей свечи, вздрагивая, увеличиваясь, высвечивало кусок стариковского лба. Старик вздохнул и повернулся на другой бок. Потом приподнял голову, измученный, красноватый глаз смотрел в темноту, не мигая… И чудились ему неясные шумы ползущих по дорогам военных фур, артиллерийских орудий и мерные, тяжелые шаги пехоты, то затихая, то усиливаясь. Где-то эхом прозвучал церковный колокол и смолк…

Генерал Боговуз и дежурный штаб-офицер барон Эйхен, прислушиваясь, стояли у крестьянской мазанной мелом печи, отделявшей их от старика.

— Не спит, — шепотом произнес Эйхен. — Да ведь какой сон?.. Говорили — Кутузов, Кутузов! — а опять отступаем… О чем он думает?..

Боговут приблизил к нему лицо и сказал, сдерживая негодование:

— Он думает о том, о чем думаю и я, и вы! Прежде всего надобно сохранить армию…

— Но неужели?..

— Возможно и это.

— Отдать Москву? — От волнения остзейский акцент барона особенно выступил. — О, нет, нет! Это ему никогда не простят!

— Тсс. Кажется, уснул.

Свеча у Кутузова погасла. Эйхен и Боговут на цыпочках пересекли просторную горницу, освещенную светом большой лампады у иконы. Они уже подходили к дверям, ведущим в сени, как оттуда донесся страшный шум. Голос Дениса кричал:

— У меня секретнейшее дело к главнокомандующему!

В полутемных сенях он боролся с двумя молодцами из охраны главнокомандующего, пытаясь вырваться.

— Прожект партизанских действий! Пакет из Санкт-Петербурга!

И он уже отбросил солдат, обоих на голову выше себя, но перед ним возникли генерал Боговут и барон Эйхен.

— А! Опять вы? — как-то странно протянул барон. — Хе! И уже из Петербурга?

— Давайте пакет, — коротко приказал Боговут.

— В собственные руки! Фельдмаршалу Кутузову! Лично! — в отчаянии выкрикнул Денис. — От государя-императора!

В этот момент послышались шаркающие шаги, и все стихли.

— В чем дело? — раздраженно спросил Кутузов.

Он был не только раздражен, но и зол.

— Где пакет? — спросил он и, отвечая на молчание Дениса, прокричал: — Я — Кутузов! Я!

Никакого пакета не было, и Денис беспомощно развел руками.

— Кто таков? — выкрикнул Кутузов.

— Командир первого батальона Ахтырского гусарского полка подполковник Давыдов, — ответил Эйхен с усмешкой.

— А-а… — протянул Кутузов, будто что-то припоминая. Теперь глаз светлейшего на миг глянул на него с интересом, а затем Кутузов сказал коротко: — Ну-ка, дыхни.

— Не осмелюсь, — ответил Денис, отвернув голову.

— На гауптвахту дебошира! — тотчас в гневе скомандовал Кутузов и, снова оборотясь к Денису, добавил: — Простынь, голубчик. Стишок сочини.

— Остыл, ваша светлость.

— Стишок, стишок сочини, — буркнул Кутузов и ушел.

— Саблю, подполковник, — сказал Эйхен с поклоном.

…Часовой стоял у ворот сенного сарая с навешенным замком. Оттуда доносился голос Дениса, напевавший негромко:

Он сидел на ворохе сена, положив листок на походную сумку. Послышались глухие голоса. Денис подтянулся на балке, заглядывая в широкую щель под крышей. Он увидел своего молоденького поручика Митеньку Бекетова, разговаривавшего с часовыми.

— Бекетов!

— Денис Васильевич!

— Ну что там? Как там?

— Отступаем к Москве, командир. А штаб Кутузова в Колоцком монастыре.

— Музыкантов готовь! Через два часа буду!

— Что?

— Музыкантов, говорю, готовь!

— А! — как-то неопределенно протянул Митенька Бекетов, однако же не посмел переспрашивать и сразу круто повернул коня.

Денис стоял посреди сарая в задумчивости, затянулся трубкой, и… его осенило! Он стал выколачивать табак из трубки. На сено посыпались искры. Присев на корточки, Денис терпеливо раздувал их, и вот уже вспыхнуло небольшое пламя.

Из щелей сарая потянуло дымом.

— Эй, что там у вас, вашвысокоблагородь? — закричал часовой.

Конь Дениса, привязанный вблизи сарая, обеспокоенно заржал, заметался. Часовой пытался сбить замок. Пламя уже охватило сарай. Над пылавшей крышей появился Денис и спрыгнул. Он бежал к коню и, с маху взлетев в седло, сразу кинул его в намет.

Вечерело. Тихо вокруг, мирно. В доме усадьбы графа Нелюбова еще не зажигали света. Во дворе вытянулся обоз. Грузили наиболее ценную мебель, обмотанную соломой, укладывали на телеги мешки и ящики, а в вырытую яму опускали сундуки и лубяные баулы. Всем этим распоряжался Устимович, сосед-помещик, друг Нелюбовых, а граф лишь суетился вокруг него, бормоча не к месту, бог весть что: